.. Женщина... Да! Что она слегка беременна... Да, я помню, сие есть тайна великая и непознаваемая. Вопрос вот какой... Ребеночек цел? Вы его не выбросили случайно? Понял. Виноват. Заверяю вас, что подобное больше никогда не повторится. Простите великодушно. Да... Да... Да... — Пафнутьев беспомощно посмотрел на Худолея. — Да, сие есть тайна великая, да... Всего доброго, — Пафнутьев с облегчением положил трубку на место. — Крутой мужик... Как вы могли подумать, за кого меня принимаете... Ну и так далее. А ребеночек цел.— Знаешь, Паша, я ведь догадался, зачем он тебе понадобился, — сказал Худолей.— Конечно! — воскликнул Пафнутьев. — А для чего же еще! Тут и думать не надо. Значит, так... Насчет отпечатков мы договорились? — Пафнутьев сдвинул на край стола конверт со снимками.— Там же остались и мои отпечатки, и твои...— Не надо! — перебил Пафнутьев. — Перед визитом к Сысцову я все снимки протер. Теперь на глянцевой поверхности фоток отпечатки только Сысцова. И никого больше. Ты ведь уже сегодня сможешь что-то внятное произнести, да? Вопрос один — не сталкивались ли мы с его отпечатками раньше? Разумеется, в пределах этого уголовного дела.— Паша... Сысцов... Он что, засветился?— Пока нет. Но меня насторожил разговор с прокурором. Если Сысцов был чист до сих пор, то теперь я знаю, что есть некие обстоятельства, в которых он может засветиться. Сысцов без причины колоться не станет. Не та птица. И в должники к Шевелеву зря не полезет. Я вижу во всем этом месиве только один выход.— Какой?— Халандовский.— Паша! — потрясенно воскликнул Худолей. — Какой ты все-таки умный! Общаясь с тобой, я так много познаю, мне так многое в мире становится ясным! Если бы судьба не была ко мне столь благосклонной, то жизнь моя превратилась бы...Набрав номер Халандовского, Пафнутьев махнул рукой, призывая Худолея к тишине. И тот послушно замолк, будто и не произносил слов высоких и восторженных.— Здравствуй, Аркаша, — смиренно произнес Пафнутьев.— Давно жду твоего звонка. А ты все не звонишь и не звонишь... Я уж не знал, что и думать. Ну, вот скажи мне сам — как понимать твое молчание?— Мы стыдно, Аркаша.— Это хорошо. Стыд просветляет душу. Выстраивает мысли в благостном направлении. Заставляет вспомнить о брошенных, забытых друзьях, которые, может быть, ночами не спят, переживают, надеются хоть словечко услышать...— Ты его услышишь.— Из твоих уст? — Голос Халандовского предательски дрогнул. — Из твоих собственных уст, Паша?!— Нам с собой захватить что-нибудь?— Обижаешь, Паша. Скажи, за что?— Мы едем. С Худолеем.— А разве ты не из машины звонишь? Тогда поторопитесь. А то водка нагреется, мясо остынет, меня охватит беспокойство, и я могу что-нибудь с собой сделать, — Халандовский быстро положил трубку, отрезая Пафнутьеву путь к отступлению.Но Пафнутьев снова набрал номер.— Шаланда тоже просится.— Не вздумайте появиться без Шаланды! — И Халандовский опять положил трубку.Пафнутьев тут же набрал номер Шаланды.— Жора, я только что сказал Халандовскому, что ты напрашиваешься к нему в гости в расчете на угощение.— Я напрашиваюсь?! — взревел Шаланда. — Да я сам могу твоего Халандовского угостить! Догнать и еще раз угостить!— Он мне поверил.— Так, — прорычал Шаланда, и Пафнутьев представил себе, каким гневом в эти секунды наливается начальник милиции.— Жора, — примиряюще пропел Пафнутьев. — Мы сейчас заедем за тобой. Халандовский сказал, чтоб без тебя на глаза ему не показывались. Он любит тебя, Жора.— Да-а-а? — мгновенно оттаял Шаланда. — Ну, что ж, Аркаша плохого человека не полюбит. Передайте ему, что я всегда рад его видеть.— Ты сам ему это скажешь, — и Пафнутьев положил трубку. — Понимаешь, Худолей, мир наполнен знаниями об этом двойном убийстве. Тот одно видел, тот другое, у того какое-то там мнение, у третьего наблюдения... Но все эти знания распылены. То есть получается, что все знают, но никто конкретно назвать имя убийцы не может. А Халандовский, как пылесос, вбирает в себя разрозненные сведения и лепит общую картинку. Да, многие свои сведения он черпает из криминального источника. Ну что ж, — рассудительно проговорил Пафнутьев, — значит, такой человек. Люди вообще разные бывают. Мы не будем его за это корить, нам есть кого корить за криминальный образ жизни, правильно?— Паша! — потрясенно пробормотал Худолей. — Как я тебя уважаю!— И это правильно, — кивнул Пафнутьев. — Пошли. Халандовский ждать не любит.
* * *
Странные все-таки бывают завихрения в мозгах человеческих, и сие есть тайна великая и непознаваемая. Один уверен, что пить в одиночку — это прямой путь к пьянству, и благополучно спивается в компании людей хмурых и бестолковых. А Вовушка Подгорный не может надеть яркий галстук, потому что это якобы вульгарно. И убежденно носит замусоленный с лоснящим узлом поводок. И кепку носит такую, что он, профессор геодезических наук, похож на пэтэушника. Третий не может пригласить женщину в ресторан, поскольку это, дескать, сразу выдаст его срамные поползновения. Ну выдаст — и что? Ведь надо же как-то оповестить красавицу о своих даже самых срамных желаниях и страстях! Если этого не сделать, она подумает о тебе еще хуже и позорнее...Вот и Халандовский оказался из той же компании заблуждающихся и мятущихся. Не мог он, ну никак не мог своих гостей дважды угостить одним и тем же, это казалось ему чем-то недостойным, этим он якобы проявлял свое пренебрежение. Когда позвонил Пафнутьев, он хоть и сказал, что мясо стынет, а на самом деле, на самом-то деле просто бухнулся на кухонную табуретку в полной панике, поскольку ничегошеньки у него для гостей не было. Но он быстро взял себя в руки и решение принял единственное возможное — вынул из холодильника свиной окорок, нашпиговал его всеми травами и кореньями, какие только нашлись в доме, и сунул в духовку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118