— Что это? — спросил он.— Клей «Момент».— А, вспомнил.— Надо смыть.— Думаешь, кто-то заинтересуется?— А зачем об этом думать? Смыть, и все. И пусть другие думают, почему в разгромленной квартире гомика и сутенера не осталось ни одного чужого отпечатка пальцев.— Ох, Худолей, какой ты все-таки хитрый!— Да, я такой. Что будем делать с деньгами? У нас же целое состояние.— Пусть лежат. И деньги, и оружие всегда дожидаются своего часа.— Ты так уверенно говоришь, будто приходилось в этом убеждаться.— Приходилось.— Тогда пусть полежат. Только положить их надо в такое место, чтобы они уцелели и в случае наводнения, и в случае пожара, — рассудительно заметил Худолей.— Есть такое место. В погребе.— Лучше всего деньги хранить в банке.— И банка найдется, — усмехнулся Андрей. — Пьем чай — и в машину. Как раз к девяти приезжаем на службу. Пафнутьеву докладываем о наших ночных похождениях?— Конечно. Но не сразу. Постепенно. Малыми дозами. Иначе не выдержит. Или впадет в неистовство. Неси ацетон. Да, где чулок, который ты вчера на голову напяливал?— А он-то тебе зачем?— Давай сюда. Надо сжечь.— Ну, ты даешь, — Андрей послушно полез в карман куртки за половиной колготины.Сначала Худолей тщательно протер пальцы Андрея ацетоном, начисто сдирая с них остатки клея, потом очистил свои пальцы. Разыскав в углу старую газету, завернул в нее обе половинки колгот и, выйдя во двор, поджег этот комок. Дождавшись, пока пламя полностью сожрет и газету, и остатки синтетики, он еще и потоптался по этому месту, вдавливая в землю пепел. Увидев лопату, прислоненную к избе, он подцепил на нее остатки костра вместе с землей и, с силой бросив по кругу, развеял все это по сырой, едва освободившейся от снега земле.— Можно было бы и в печке сжечь, — сказал Андрей, когда Худолей вернулся в избу.— Нельзя. Следы остаются. Во всяком случае, я без труда обнаружил бы, что сжигалось в твоей печи.— Худолей, ты не просто хитрый, ты кошмарный человек.— И это за мной водится. Пряники давно покупал? — спросил Худолей, с подозрением рассматривая странные черные комки.— Осенью.— Тогда еще ничего. Почти свежие.— В мешке всю зиму висели к потолку подвешенные.— Для красоты?— От мышей. Все, Худолей, поехали. Ты что-нибудь взял для Пафнутьева, будет чем порадовать?— Авось, — Худолей похлопал себя по карманам. — Кто-нибудь знает об этой берлоге?— Пафнутьев. В случае чего догадается, где меня искать.— Это хорошо, — одобрил Худолей. — Это правильно.В город они въехали в половине девятого. Сначала Андрей загнал в какой-то двор свой «жигуленок» и пристроил его там, сделав совершенно неприметным. Потом оба пешком прошли к гаражу, где Андрей оставлял служебную «Волгу», и уже на ней, чистой от всевозможных криминальных похождений, подъехали к зданию управления. Андрей остался в машине, а Худолей быстрым шагом направился к главному входу. Поднявшись на ступеньки, он оглянулся, махнул Андрею рукой: дескать, держись, старик. Андрей посигналил ему светом фар.Пафнутьев сидел за своим столом, подперев щеки кулаками, и грустно смотрел в пространство. Худолей вошел несмело, от робости он, кажется, даже заворачивал носки туфель внутрь, чтобы занять как можно меньше места в этом кабинете, в этом городе, в этой жизни.— Разрешите, Павел Николаевич? — спросил он от двери, готовый тут же исчезнуть, если будет такое решение начальства.— Входи. Садись. Рассказывай.— О чем, Павел Николаевич?— Как ночь прошла, какие сновидения посетили?— Собаки в основном. Лохматые. Но незлобивые, хорошие такие собаки. Терлись об меня.— А ты где отирался?— Не понял?— Твой телефон не отвечал. Тебя дома не было. Отсутствовал.— Да, я поздно вернулся.— Ну, ты даешь, Худолей! — развеселился Пафнутьев. — Последний раз я звонил, когда уже светало.— Что-нибудь случилось, Павел Николаевич?— Беспокоился, — Пафнутьев пожал плечами, давая понять, что не всем, ох не всем доступны такие вот порывы, когда человек волнуется, переживает, не случилось ли чего, не нужна ли помощь... Черствеют люди, черствеют — такие примерно чувства были написаны на безутешном пафнутьевском лице.— Ориентировку уже посмотрели, Павел Николаевич? — спросил Худолей, увидев на столе Пафнутьева бумагу казенного формата. — Ничего такого не произошло?— А чего ты ждешь?— Ну... Вы знаете, чего я жду.— Женских трупов нет.— Это прекрасно! — с подъемом воскликнул Худолей. — А мужские?Пафнутьев некоторое время рассматривал Худолея с нескрываемым изумлением. По своей привычке он склонял голову в одну сторону, в другую, словно не решался, к чему склониться, какую версию принять.— Простите, Павел Николаевич... Я хочу заглянуть в ориентировку, если вы не возражаете.Не отвечая, Пафнутьев сдвинул листки бумаги к краю стола — бери, изучай. Худолей подошел и тут же, не возвращаясь к креслу, быстро пробежал глазами по строчкам. Не найдя описания происшествия с Пияшевым, он снова прочел ориентировку, уже медленнее, пристально всматриваясь в фамилии, названия улиц, время того или иного происшествия.И опять фамилии Пияшева он не нашел.Вывод можно было сделать только один — тот не позвонил в милицию, не сообщил о ночных посетителях, об ограблении. Значит, восемьдесят тысяч долларов для него не такая уж и значительная сумма или же опасность, которая таится в этих долларах, перевешивает деньги.— Не нашел? — спросил Пафнутьев.— А я ничего и не искал... Просто так... Из любопытства... Надо же все-таки хотя бы в общих чертах...— Значит, все чисто?— Да, Паша, — Худолей поднял наконец глаза и насколько мог твердо посмотрел на Пафнутьева. — Все чисто. Можно сказать, обошлось.— Похвастайся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118