— А вы…
Она сразу же пожалела о своих словах. Ответ виден был по его лицу. Обучаешься на том, чему тебя учат, что ты видишь, что испытываешь. Она знала это. Очевидно, его никогда не любили и он сам не испытал любви, или сочувствия, или жалости, но все же он спас Салли Сью, и Чэда, и Брэди, каждый раз рискуя своей жизнью.
— Да, — снова сказал он.
Уиллоу сидела не шевелясь, думая о его прошлом. Ей так везло. Хотя ее мать умерла, отец был любящим, пусть даже и рассеянным родителем. А в школе были друзья, безопасность, ощущение сопричастности и сочувствия. Она знала, что у него никогда ничего такого не было.
— Это было… очень плохо, когда апачи захватили вас?
Обо всех этих годах он никогда не рассказывал ни одной живой душе, никогда не чувствовал необходимости оправдать свое пребывание среди апачей. Ему попросту было безразлично, кто что думал. Теперь было не так. Он проклинал себя за это чувство, но ничего не мог поделать. Он сглотнул слюну и закрыл глаза при воспоминании об этом нападении на караван: огонь, крики, выстрелы, ругательства, наконец тишина, если не считать испуганного всхлипывания немногих оставшихся в живых детей. Оно продолжалось недолго.
— Они забрали моего брата и меня… и пятерых других — наконец, сказал он. — Выжил только я.
— А ваш брат….
— Он стал отставать. Они оставили его умирать в пустыне. — Слова звучали, как бесстрастное изложение факта, но Уиллоу почувствовала, как он снова весь напрягся, и поняла, как много крылось за этими словами.
— А потом?
— Меня отдали старухе в рабы.
На этот раз его голос выражал эмоции. Явную, ярую злость. Она обхватила его руку, переживая смятение и боль маленького мальчика, которого оторвали от всего близкого и швырнули в совершенно враждебный и незнакомый мир.
— И вы…
— Стал одним из них, — закончил он за нее. — О да, я стал одним из них. Либо это, либо мучительная смерть, а я не хотел доставлять им больше удовлетворения, чем уже доставил. — Он выговаривал слова отчетливо, резким, почтя прерывающимся от напряжения голосом.
Ее пальцы сжались вокруг его руки, и она поднесла ее ко рту, прижав тыльную сторону ладони к щеке и касаясь ее губами. Она должна была знать остальное, а остальное было таким неприглядным.
— Я убил сына вождя, когда был еще мальчишкой, — снова заговорил он. — И продолжал убивать, потому что только так апачи могут выжить. Они устраивают набеги. Они воруют. У мексиканцев, у белых. Так они жили с незапамятных времен.
Она хотела что-то сказать, но он высвободил свою руку и прижал к ее рту.
— Нет, — сказал он, — вы должны узнать все.
Уиллоу почувствовала, что ее сердце дико колотится. Раньше он пытался что-то рассказать ей урывками, но теперь вынуждал увидеть все сразу. Он собирался раскрыть ей душу, и она была одновременно зачарована и испугана.
— Апачи не доверяли мне, но обнаружили, что у меня было полезное умение — умение убивать. Я убил солдат больше, чем любой другой. Я убивал мексиканцев при набегах. Однажды я даже убил белых поселенцев, когда апачи испытывали меня. — С этими словами он посмотрел ей прямо в глаза, ожидая увидеть там проклятие и отвращение.
Но ее глаза были такими же ярко-синими, чуть прикрытыми дымкой, как глубокое горное озеро с утренним туманом. Отчасти он говорил не правду. Он убивал солдат, но, насколько он мог вспомнить, ни разу он не убил поселенца. Это не имело значения, он участвовал в таких рейдах и был виноват так же, как и те, кто убивал — апачи. Он знал, что хочет напугать ее, чтобы она отшатнулась, чтобы уберечь ее от страданий потом, и для него это было очень важно.
— Так, — медленно сказал он, — я получил имя Лобо. Хищник.
— Но это же далеко не все, что в вас есть, — сказала Уиллоу, не в силах больше переносить это горькое самообличение. Он покачал головой.
— Даже в армии это поняли. Они хотели, чтобы я стал их следопытом, чтобы обернулся против своих — если у меня вообще есть свои. Думаю, я мог считать своими апачей не хуже других. — В его смешке не было веселья.
— А потом… — тихо произнесла она.
Он пожал плечами.
— Я не стал следопытом, но быстро понял, что в мире белых человеку нужны деньги. Я не мог бы выпрашивать работу, которую никто не даст тому, кто жил с апачами, а почти везде, куда я попадал, кто-нибудь знал об этом — или узнавал вскоре. Такие сведения путешествуют далеко. Так я занялся тем, что для меня естественнее всего.
— Но вы так много умеете делать, — заметила Уиллоу. Она провела ладонью по его руке, чувствуя крепкие мышцы, ощущая их силу, их уют и безопасность.
— Вы так упорно стараетесь видеть лучшее, верно, леди? — сказал он. — Вы ничего не слышали, что я говорил?
— Я все слышала, — мягко ответила она, — и не думаю, чтобы кого-нибудь могла уважать больше. Не понимаю, как вы вообще смогли выжить, и все же в вас сохранилась забота о людях, о Салли Сью, Чэде.
— Это детишки, — проворчал он, отбрасывая ее слова. — Кроме того, я и не собирался…
— Помогать им? Это вышло непроизвольно, — сказала она с победной улыбкой. — А как насчет Брэди?
— Что насчет него? — опять проворчал Лобо.
— Вы могли оставить его в сарае.
— Надо было бы.
— Но не оставили.
— Подумал, какая-нибудь глупая баба или ребенок попробуют добраться до него, тогда мне все равно придется вернуться за ними.
Уиллоу вдруг усмехнулась неожиданному объяснению, и его резкое выражение на мгновение изменилось, сперва стало застенчивым и потом забавным, когда он понял, как нелепо звучало его объяснение.
— Я люблю вас, — снова прошептала она. — И у вас самая чудесная улыбка в мире.
Улыбка сразу же перешла в нахмуренность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115