Ничто не было… постоянным. — В ее голосе слышались печальные нотки. — Это единственный дом, который у меня был, и единственный, который Эстелла и Чэд…
Лобо молчал. Понятие дома было ему чуждо. Ему никогда не приходило в голову, что можно захотеть владеть землей и осесть в одном месте, хотя он отлично знал, что люди убивали из-за земли. Для этого они нанимали его. Но он не хотел об этом думать.
— А ваша мать?
— Она умерла, когда я родилась. — Уиллоу подняла голову и взглянула на него, в потеплевшие глаза, цвет которых стал глубже и выразительнее обычного холодного и яркого зелено-голубого.
— Так что вы завели свою семью, — сказал он. Она никогда так об этом не думала. Она просто видела беду и старалась помочь. Но, наверное, именно это она и сделала.
Близнецы вернулись с тряпками. Лобо отошел, чтобы зажечь керосиновую лампу, и теплота и близость вдруг пропали. Когда его глаза снова обратились к ней, они опять стали непроницаемыми. Уиллоу тряхнула головой, чтобы избавиться от ощущения потери. Пока он оставался здесь, только это имело значение. Она наблюдала, как он целиком переключил внимание на оружие и близнецов, сидя с ними скрестив ноги, и показывал, как обсушить и почистить оружие. Как будто отгородился от нее недоступной завесой.
— Поужинаете с нами сегодня? — Она сказала это негромко, но так просительно, что отказать было невозможно.
По лицу Лобо скользнула нерешительность, потом он коротко кивнул.
Пока Эстелла накладывала ему приготовленное для ужина тушеное мясо, Брэди все время поглядывал на нее. Будь он проклят, если знал, что в ней изменилось — но что-то изменилось, это точно.
Она повернулась и посмотрела на него, и он понял, что это было. Ее лицо снова ожило, выражая надежду и даже, кажется, нетерпение.
— Я видела… воду, — нерешительно сказала она. — Это похоже на чудо.
— Спасибо Лобо, — сказал Брэди, — я до этого не додумался.
— Но вы сделали столько работы.
— Он тоже.
— Вы оба, — мягко ответила она. Страх и сомнение, всегда присутствовавшие в ее голосе, теперь пропали.
Брэди не знал, что сказать. Он смутился от похвалы и чувствовал, что не заслужил ее. Ему следовало давным-давно подумать о запруде, но его мозги были слишком затуманены пьянством, сожалениями и жалостью к себе.
Жалость к себе. Он поднял глаза на нее. Если кто и имел право жалеть себя, так это Эстелла. Уиллоу рассказала ему про жизнь Эстеллы, как-то ей удалось сохранить себя гораздо лучше, чем ему.
Его переполнило восхищение, восхищение и какое-то более сильное чувство. Вдруг ему захотелось прикоснуться к ней, но он опасался. Он видел, как она съеживалась в присутствии мужчин, как пряталась, когда заезжали чужие, за исключением Лобо, и это его озадачивало. Брэди чувствовал что-то вроде ревности, и когда понял это, здорово удивился. В полном смятении он торопливо доел мясо, пробормотал спасибо и отправился сменить Чэда.
* * *
Мариса слышала, как ее отец взревел, подобно взбесившемуся быку.
— Перегородил реку? Черт побери, ему это так не пройдет!
Она проскользнула вниз по лестнице и стала подслушивать у двери в кабинет отца. Слышался еще голос нового pработника, которого она невзлюбила, и Херба Эдвардса.
До нее доносились обрывки разговора. Ругательства. Имя Лобо. Кантон, Угрозы.
— Черт побери, я ей покажу, кто здесь хозяин.
— Мне нужен Лобо, — сказал этот новый, Келлер.
— Загораживать реку не может быть законным. Нам надо обратиться к шерифу. — Голос разума принадлежал Эдвардсу.
— Вот уж нет. С него толку не больше, чем с загнанного мула.
— Единственный путь — это убить Лобо. — Опять Келлер. — И сжечь там все дотла.
— Я не хочу, чтобы женщина и дети пострадали. — Это ее отец.
— С ними ничего не случится, — заверил Келлер.
— Черт побери, вы не можете ручаться за это, — сказал Эдвардс. В его голосе слышалась явная неприязнь к Келлеру.
— Я хочу, чтобы они убрались отсюда! — снова взревел ее отец.
— Я это сделаю, — заверил Келлер. — Только дайте мне достаточно людей.
Короткое молчание.
— Эдвардс, созовите всех людей. Утром мы выезжаем.
— И вы, мистер Ньютон?
— Я поговорю с ней. Ежели разговор не поможет, тогда…
Угроза повисла в воздухе, и Мариса почувствовала тошноту. Она осторожно поднялась по лестнице обратно и часом позже, когда ее позвали к ужину, сказалась больной. Ее не удивило, что отец не зашел справиться о ее здоровье. Она горько размышляла о том, что у него были другие заботы.
Ну, и у нее тоже.
Она ждала допоздна, все время поглядывая на возвращавшихся домой ковбоев. Мариса перерыла старую одежду и наконец нашла то, что искала: пару брюк, которые она носила несколькими годами раньше, до того как ее отец настоял, чтобы она носила только платья.
Ее тело стало другим, и брюки тесны в бедрах, чересчур тесны, чтобы она могла сойти за мальчика. Ей требовался пиджак достаточной длины, чтобы скрыть предательскую округлость, и она вспомнила, что давным-давно видела подходящий на чердаке, в сундуке со старой одеждой отца. Она быстро нашла, что хотела: легкий пиджак длиной почти до колен и шляпу, которая, если опустить поля, могла скрыть хотя бы часть ее лица.
Вернувшись в свою комнату, она быстро заколола волосы и убрала их под шляпу, и подождала, пока пространство перед домом опустело. К коновязи были привязаны несколько лошадей, некоторые еще оседланные. Она проскользнула вниз по лестнице, вышла в заднюю дверь и, стараясь придать походке небрежность, прошла к фасаду. Там теперь было много новых людей, но она думала, что ее не узнают.
Мариса остановилась возле одной из оседланных лошадей. Никто не подошел к ней, никто ничего не спросил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115