- онемел он.
- Да... Толик... он был другом, - все-таки ворвалось в комнату странное и страшное "был".
Но это уже произошло не в той комнате. Той, осенней, уже не существовало. Солнце сожгло ее.
- Я его... как ребенка... любила как глупого ребенка... А ты...
ты... ты... такой умный... Тебя только подправить и ты...
- Како-о-ое у тебя те-е-ело!
- Оно твое...
- Все?
- Все...
- И эта кожа, - понюхал он живот у пупка.
- И кожа...
- И ножки.
- И ножки... И все, все, все... Все твое...
- И главное - мое?
- Все... Все до капельки - твое...
- Я... я хочу главное...
- Бери, - по-будничному сказала она, и Жора Прокудин на время перестал быть Жорой Прокудиным.
Так всегда происходит, когда боль переходит в радость, а радость - в наслаждение, а наслаждение - в усталость, а усталость - в новую жизнь...
Тишина.
Точки пыли в желтой полосе света. Сладкий запах пота.
Ощущение победы.
Нет, не над женщиной.
Над бессмертием...
Глава шестьдесят пятая
МУЗОН, ОМОН И РАЗДОЛБОН
Автомобиль "Москвич" ревел как танк. А полз по Ленинградке как черепаха.
- Быстрее нельзя? - укорил водителя Жора Прокудин.
- Уже нельзя, - исподлобья посмотрел шофер на затор.
- Мы на рейс опоздаем.
- Через сколько регистрация?
- Откуда я знаю?.. Рейс - через два пятнадцать...
- Успеем, - хмуро решил водитель. - После поворота на Волоколамку затор рассосется...
Хозяин "москвича" был похож на свою машину: такой же крупный, тяжелый и неповоротливый. Говорил он с каким-то странным гулом. У него в желудке вроде бы работал еще один движок, и его отдаленный гул иногда доносился до слуха.
- Успеем? - теперь уже испуганно спросила Жанетка.
Она сидела на заднем сиденье в обнимку с пухлой спортивной сумкой и смотрела на Жорика совершенно неописуемым взглядом. От него Прокудину было сладостно и страшно. Он будто завоевал красивую труднодоступную крепость и теперь не знал, что с ней делать.
- Хозяин говорит, успеем, - переложил он вину на возможное опоздание на водителя. - Крутая у тебя тачка. Можно с казать, зверь. А откуда на заднице у твоего монстра такая надпись?
- Какая? - поерзал шофер плотными окороками по сидению.
- Ну на машине сзади... Там лейбл - "Калека".
- А-а... Это сын подшутил. Он ее в ремонт ставил. И попросил мужиков, чтоб одну букву добавили, а последнюю изменили. А там вообще-то "Алеко"...
- Понятно. Наследие пролетарского писателя Горького...
Водитель не стал ничего комментировать. Он вообще не догадывался о связи цыганского имени Алеко с пролетарским классиком и только покосился на странного пассажира. Честно говоря, он никогда не подсаживал в машину двух человек сразу. Московский криминальный опыт подсказывал, что двое - это уже организация, а точнее, банда, и скорее произойдет что-нибудь плохое, чем что-нибудь обыденное. Но сегодня с пассажирами было неважно. Лучшие люди разъехались по курортам и увезли с собой деньги. Осталась беднота и кое-какая номенклатура. Номенклатуру возили на казенных "мерсах" и "волгах", беднота прела в метро и вонючих автобусах. Вскинутую над бордюром руку Жоры Прокудина водитель воспринял, как знак судьбы, которая сжалилась над безработным инженером.
- У тебя музон в машине есть? - спросил Жора. - А то скучища...
- Это есть...
Закрыв волосатой лапищей сразу весь радиоприемник, он включил его и бодрый голос ди-джея проорал из шелестящего эфира на всю машину:
- Крепче за шоферку держись, баран!
Улыбкой Жора ответил на каламбур далекого ди-джея и уже через минуту пожалел, что заказал музыку. Из динамиков у заднего стекла вытекал вялый блюз. В его медленной ритмике было что-то усыпляющее. А в машине жарко и душно. А ночи совсем не хватило для сна. Ночь оказалась копией предыдущего дня, точнее, окончания дня, но лишь с одной разницей: тело Жанетки, ее дурманящее восхитительное тело сменило цвет. Днем оно было солнечным. Ночью - лунным. И это выглядело особенно странно, поскольку стена в окне закрывала небо.
- Ко-озлы! - не сдержавшись, выкрикнул водитель.
- Что-о?! - вскинулся задремавший Жорик.
- Да вон автобус!.. Чуть не долбанул меня в борт! Вечно эти омоновцы куда-то спешат!
Огромные брови водителя шевелились и жались друг к дружке. Они будто бы обсуждали чуть не состоявшуюся аварию.
- А с чего ты взял, что омон? - пригнулся Жора, чтобы получше рассмотреть закопченый зад автобуса.
- Да вон, посмотри! У них на мордах маски. И стволы торчат. Сразу видно - на захват едут...
- А может, уже с захвата?
- Ну да!.. С захвата они уже без масок едут. А как на дело, так в масках. Чтоб не узнали...
Блюз медленно растаял в раскаленном воздухе салона, и на смену ему вытек еще более тягучий и нудный негритянский соул. Снотворное можно было не принимать.
- Конечно!.. У них мигалка! - позавидовал омоновцам водитель. - Была б у меня мигалка, мы б уже на кольцевой были...
Грязный автобусишко с торчащими на заднем стекле черными шарами-головами вильнул вправо, выскочил на тротуар, пронесся по нему, распугивая пешеходов и, вонзившись в трогающийся у светофора поток, поехал по Ленинградке.
- Куда это они? - сквозь пленку, плотно наматываемую на голову жарой и музыкой, спросил Жора Прокудин.
- Да судя по всему, туда же, куда и мы...
- В аэропорт? - встрепенулся он.
- Я думаю, да. Там частенько каких-нибудь ворюг берут. Они по заграницам разбегаются, да все через Шереметьево, все через Шереметьево. Их там тепленькими и берут...
- Стой! - окончательно проснулся Жора Прокудин.
- А я и так стою, - удивился водитель.
Затор гудел и парил выхлопными дымками. Затор выглядел рекой на рассвете. Реки тоже парят. Только не ядом.
- Я быстро! - выскочил Жора и слаломистом заскользил мимо капотов и багажников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139