- Убх-хью!.. Задух-хшу!
Сменив визг на плачь, Лялечка как была всего лишь в одном-единственном лифчике, так в одной и бросилась к выключателю. Свет вместо того, чтобы прояснить картину, ухудшил ее. Лялечка сходу ослепла, зажала глаза ладошкой и, медленно и боязно раздвигая пальчики, рассмотрела на полу двух барахтающихся мужиков.
Спиной на узорчатом паласе елозил голый Рыков. Его шея была почему-то черной. Лялечка опять решила взвизгнуть, но передумала, рассмотрев, что черное - это все-таки не шея, а пальцы незнакомца, придавившего своим джинсовым телом Рыкова.
Она всегда считала мужа огромным, сильным и непобедимым. Чем-то он напоминал ей бетонный отбойник, о который разбивались испытуемые на лобовое столкновение автомобили. Машины превращались в сплющенные консервные банки, а с бетонного отбойника не осыпалось ни крошки. И теперь, когда Рыков, до синевы напрягший лицо, только хрипел и по-кукольному нелепо двигал в воздухе руками с пудовыми кулачищами, Лялечка поняла, что происходит что-то страшное. Что она не просто теряет мужа, а и все остальное, что было в ее сладкой разгульной жизни.
Она кошкой прыгнула к сцепившейся парочке, подхватила с пола дубовую банкетку и сзамаха опустила ее на затылок жуткого джинсового человека. Он икнул и распластался на Рыкове еще плотнее и шире.
- Ха... Аха-а... Охо-о...
Это не были звуки джинсового человека. Это выползал из-под него, как шахтер из-под угольного завала, Рыков.
- Хо... Охо-о... О-о, - выдохнул он весь воздух, хотя наоборот нужно было вдохнуть, и слабой, дрожащей рукой перевернул тело. - Ха-арченко-о... То есть Ма-арченко...
- Олег?! - вскрикнула Лялечка. - Почему Олег? Он... такой грязный... Он так воняет... Он...
Глаза Марченко медленно открылись. Он уставился на голую Дядечку и на время забыл о Рыкове. Он не мог понять, что мешало ему увидеть Лялечку полностью голой.
- Ли... лифчик, - наконец догадался он и показал на нее пальцем, как большой глупый ребенок.
- О... оденься, - хрипло потребовал Рыков. - В одном лих... лихчике ты...
- Да-да... Я сейчас... Я обязательно...
Не глядя, она нащупала синий атласный халатик, набросила его на плечи и снова взвизгнула от удивления.
Мутным взглядом Марченко отыскал в комнате Рыкова, оттолкнулся руками от пола и бросился на него с удвоенной яростью. На том месте, где он только что лежал, темнело пятно крови.
- Олег, пре... прекрати! - орал заплетающий ему руки Рыков. - Ты со... сошел с ума! Ляля, вызови ми... милицию!
- Да! Вызови! Вызови! - неожиданно поддержал его Марченко. - Пусть они арестуют сволочь, нанявшую сыщика-садиста! Пусть арестуют! Он пытал меня! Пытал! То-оком! Это ты! Ты! Ты! Ты его нанял! Ты меня пытал!
Прокатившись по паласу в борцовской сцепке, они врезались в комод, и стояща на нем лампа с огромным синим абажуром звонко упала на пол. Рыков локтем оттолкнулся от комода, и она покатились к кровати, на время превратившись в каток асфальтоукладчика. Под катком с хрустом мялись и превращались в порошок осколки стекол, бывших когда-то частью настольной лампы.
Удар о прикроватную тумбочку сбросил на них еще одну лампу, точную близняшку уже погибшей. Она уцелела от удара о пол, но ботинок Марченко, лягнувший воздух, задел за нее, и она , лопаясь во вращении и рассыпаясь на куски, прокатилась до лялечкиных ног.
Руки Рыкова все-таки победили руки Марченко. Хозяин квартиры сумел ухватить непрошеного гостя за воротник джинсовой рубашки и ударить затылком об угол прикроватной тумбочки.
- А-а! - вскрикнул Марченко. - Больно же! Там - больно!
- Успокоился? - сквозь одышку спросил Рыков.
Из его рта несло диким запахом чеснока. Марченко сморщился скорее от вони, чем от боли в затылке.
- Я подам на тебя в суд, - успокаиваясь, произнес он.
- А я на тебя. За хулиганство и ограбление квартиры...
- Какое ограбление?
- Ты залез через окно... Ко мне домой залез... Это уже покушение
на частную собственность. И это... мебель, люстры и все такое...
Ты заплатишь за разрушения...
- А та... ты - за издевательства!.. Как фамилия этого гребаного сыщика?
- Ляля, уйди! - потребовал Рыков. - Здесь мужской разговор.
- Как его зовут?! Где он живет?!
- Уйди, твою мать! - швырнул Рыков в нее куском абажура.
- Сумасшедшие... Вы оба - сумасшедшие, - решила она.
Хлопнула дверью, и стало тише, чем в зале суда перед оглашением приговора.
Пальцами Марченко ощупал затылок. Они стали мокрыми и липкими, но кровь еле просматривалась на грязных, измазанных автомобильными маслами пальцах.
- Хорошо, что не мозги, - решил он.
Не менее часа он полз вместе со стулом к двери гаража. И наверное, не менее трех часов лупил ногами по этой двери, пока не расслышал голос. Жилистый мужик в промасленной фуфайке спилил дужку амбарного замка, впустил в гараж свет и показался Марченко ангелом. Фуфайка на его спине и впрямь смотрелась сложенными крыльями. Только очень насалидоленными. Той же ножовкой мужик перепилил наручники, по инерции перепелил же и веревки и поинтересовался, не вызвать ли врача. Или милицию. Марченко обнял его, повисел на плечах, вволю нанюхавшись едким запахом его фуфайки, и поплелся по смеркающейся гаражной улице в единственно магнитном направлении - к Рыкову.
- Ты все равно скажешь, как зовут этого морального урода! - уверенно сказал он. - Он купился на мой перевод денег за границу. Он - дурак. Я не крал твоих капиталов. Это не в моих правилах. Я доказал ему это, но он не отпустил меня. И это еще раз доказывает, что он просто садист...
- Я не могу назвать его... Я...
- Можешь не называть. Я его сам найду. Было не очень хорошо видно, но я заметил: у него нет пальца на одной руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139