- Все равно невязка будет. Надо по береговым ориентирам определяться. А их отсюда не видно. Или по солнцу. А у меня секстанта нет...
- Секс... чего?
- Секстанта... Это прибор для определения места судна по солнцу, луне и звездам. Лучше всего по звездам...
- Ты ж сам говорил, что по карте можно точку найти...
- Это так... Но все равно погрешность будет...
Жора чуть не ругнулся вслух. Он за одну только карту, которую капитан взял на время в лоцманской службе порта, заплатил лишние сто тыщ. А теперь оказывалось, что еще нужен был какой-то секстант.
- Стой, машина! - приказал в переговорную трубу капитан и выбил пепел из трубки на ладонь. - Все, хозяин, пришли. Плюс-минус кабельтов от твоего места...
- Какой кобель? - не понял Прокудин. - Чего ты мне лапшу на уши вешаешь! То какой-то порносекстан, то кобель!.. А сучки на твоей лоханке нету?
- Не кобель и не кабель, а кабельтов, то бишь одна десятая морской мили... Сто восемьдесят метров с копейками...
- Ладно. Становись на якорь!
- А вот это не получится, - радостно сообщил капитан. - Глубины не позволяют... К тому же ветра все равно практически нет. Подрейфуем с местным течением. Оно здесь слабенькое...
- А твою лоханку не отнесет далеко, если я нырну?
- Не отнесет. Штиль.
На юте Жору Прокудина ждала в полном сборе вся компания. Топор спал, закрыв лицо водолазной маской, Жанетка загорала, выставив для созерцания чайкам и матросику рулевому свое модельное тело, условно прикрытое лифчиком и плавочками-ниточками, поэт Бенедиктинов испуганно осматривал пустой морской горизонт и наизусть пересказывал Жанетке произведение Шекспира "Ромео и Джульетта". Когда он дошел до сцены с отравлением влюбленных, его единственная слушательница подвинула к кончику носа очки и прорецензировала факт двойного суицида:
- Ну и придурки! У моей подруги предки тоже не хотели, чтоб она за одного парня выходила, так она им такую истерику устроила, что сразу согласились. К тому же она беременная была. А эта, Джульетта, тоже забеременела?
- Не знаю, - покраснел бледный поэт Бенедиктинов. Он почему-то совершенно не загорал. - В тексте об этом ничего не говорится. Во времена Уильяма Шекспира о факте, так сказать, некоторой, значит, беременности не принято было писать...
Оттолкнув Бенедиктинова, Жора вытащил из холщевого мешка баллоны и приказал:
- Помоги одеться. Языком все трепаться могут. И твой Шекспир тоже типичное трепло.
Бенедиктинова на борту он терпел только потому, что тот смог через дружка-техника узнать координаты гидросамолета Волынского в момент, когда их нашли в море. Конечно, это были далеко не координаты погибшего катера, но, как говорил капитан буксира, плюс-минус кабельтов большой роли не играл.
- Топор, не спи, - потребовал Жора и забрал у него маску. - Как бы сам Гвидонов тут не появился...
- Ага, - сонно пробормотал он и сел.
- Короче, я пошел, - прошлепал Жора Прокудин ластами к высокому борту и вставил в рот загубник.
- С Богом! - проводила его Жанетка.
Он отмахнулся от ее пожеланий и спиной плюхнулся в теплую воду.
Лет десять назад Прокудин выезжал вместе с классом в Крым. Там впервые ему дали погрузиться в легководолазке метров на десять. Глубина так потрясла его красотой, что он вырвал загубник и попытался прямо в воде рассказать инструктору о своих впечатлениях. Жору еле откачали. С той минуты он понял, что свои чувства нужно сдерживать. Тем более, что они, по большей мере, никому, кроме тебя, не нужны.
Погружался он слишком долго. В какой-то момент показалось, что дна здесь вообще нет, но внизу взбила ил перепуганная рыбешка, и он машинально надавил на кнопку фонарика.
На этом дне, в отличие от дна его первого погружения, радоваться было нечему. Мелкая морская живность, уцелевшая в вечной борьбе человека с природой, копошилась, как и положено было проигравшей в битве стороне, робко и скованно. Исключение составлял краб, который, возможно. О борьбе не знал. Он пер боком на фонарик с явным желанием хряснуть по нему клешней. Жора Прокудин впервые в жизни видел краба не в виде белой мякоти из консервной банки. На мякоть он был непохож. Отодвинув фонарик, Жора пропустил ветерана морских глубин. Скорее всего, краб знал, где лежат мешки, но еще неизвестно сказал бы он об этом, если бы научился говорить человеческим голосом.
"Как же тут уныло!" - оценил пейзаж дна Прокудин, и ему сразу стало зябко от мысли, что среди этого унылого пейзажа, прямо в сером блевотном иле мог лежать не человечек, стоящий на руле катера, а он сам. Жора передернул плечами, но холод с себя не сбросил. "Глубина", - догадался он. - Мало солнечного тепла".
Фонарик, впрочем, больше похожий не на фонарик, а на театральный прожектор, с усилием начал проталкивать свой желтый свет в провалы между холмами, в расщелины камней, сквозь ветви кустов-водорослей. Фонарик искал то, что требовалось Жоре Прокудину, но именно это не находил.
А на юте буксира ослепительная Жанетка легла на животик, и главные зрители эротического шоу - поэт Бенедиктинов и матросик-рулевой - еле смогли сглотнуть. Сзади было еще меньше препятствий для глаза, чем спереди, и они в четыре глаза поедали вкусное тело. А Жанетка, достав из сумки стопку писем Поликарпа, двумя пальчиками распустила алый бант и приступила к чтению.
Когда Топор и Жорик приперлись в их временное жилище с почерневшими рожами, она по-бабьи ощутила угрозу не только им, но и себе. Допрос Прокудина она провела один на один. Жора пал от невиданного штурма, как Измаил перед Суворовым. История с угоном гидросамолета до того возвысила Прокудина в ее глазах, что она перестала сомневаться в его провидческих способностях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139