- По демпинговой цене. "Бабок" хватило на четыре билета до славного города Горняцка и квартплату за месяц вперед спившемуся местному аборигену.
- В этом хлеву?
- На гостиницу, милочка, у нас точно не хватит. Вопросы есть? Вопросы просьба подавать в президиум в письменной форме...
- Я все равно уеду. Продам платье и уеду...
- Иди - продавай. Здесь половина местных теток всю жизнь мечтала ходить в прозрачном шифоне от Альберта Ферретти. Но ты учти: в провинции свой масштаб цен. Больше трех килограммов картошки и литра самогона первача за эту тряпку не дадут. Здесь в большем почете фуфайки и брюки на ватине...
- Хамло!
- В ярости ты мне нравишься еще больше.
Она на мгновение замерла. Женщина не способна без последствий для себя пропустить мимо уха сладкое слово "нравишься".
- Все равно хамло!.. Дай мне денег! Мне надоел твой Гвидонов и его мифические миллионы!
- Почему же мифические? Ты письмо помнишь?
- Босс и так уже ищет нас по всей Москве...
- В письме банкир прямо указывает: деньги - в надежном месте. Зачем ему врать дядюшке?.. "Мой дядя самых честных правил..."
- Виза уже открыта, а мы до сих пор не в Америке...
- В горняцке - бардак. Они уже снесли те дома, где жила девочкой мать Гвидонова. Адресные книги утеряны. На кой ляд Сталин придумывал прописку! У нас даже по прописке не найдешь человека!
- Значит, мы возвращаемся в Москву?
В уголках ее глаз блестели слезинки. Жору Прокудина никогда до этого слезинки не трогали. А сейчас что-то оцарапало душу, и он даже посмотрел себе на грудь. На майке с гербом Приморска следов крови не было.
С хрупаньем и хряском провернулся ключ в замочной скважине. Не обитая дверь открылась со странным звуком. Наверное, так зевает голодный лев перед охотой. Выспаться выспался, а в желудке - ветер.
- Жанюсик, ты где? - под грохот двери спросил из прихожей Топор.
- Ты не можешь без этих звуков?!
- Чего?
- Не захлопывай дверь! Прямо по мозгам! У меня разваливается голова... Надвое... От всех вас...
На стол, сиротливо стоящий в углу комнаты в окружении сонма из четырех погнутых и засаленых раскладушек, Топор вывалил из сумки полиэтиленовые пакеты молока, две буханки серого хлеба, палку вареной колбасы диаметром с голову ребенка и семь банок кильки в томате.
- Идиот! - не сдержалась Жанетка. - Ты будешь кильки в томате запивать молоком?
- А что? - искренне удивился Топор. - Разве не вкусно?
Зубами он отгрыз угол синего, медузой переваливающегося на ладони пакета, и жадно отхлебнул.
- А вы уже здесь? - перепугал компанию поэт Бенедиктинов.
Никто даже не услышал, как он вошел. Будто сквозь замочную скважину просочился.
- Вот. Я принес, - бережно выложил он на стол банку крабов и пакетик с нарезкой германской солями. - Икры в этом городе, к сожалению, нет. Я не знаю, почему...
От вида банки с распластанным на этикетке алым крабом Жора Прокудин чуть не сказал: "На тебе, Жанетка, деньги на билет - и вали в свою Москву!" Но он пересилил себя.
- Без картошки не пойдет, - со знанием дела произнес он и сунул в холодную руку Бенедиктинова две мятые купюры. - Иди купи пять кило картохи, сковородку, бутылку подсолнечного масла и соли. Гулять - так гулять...
- Дай ему на водку, - попросил Топор, еле оторвавший рот от пакета.
- Молоко на губах не обсохло! - сказал правду Жора Прокудин.
Синие губищи Топора, лишь чуть-чуть опавшие после избиения, были с белым налетом.
- Дай хлебну, - забрал Жора у него пакет и с первого глотка чуть не поперхнулся. - Оно ж прокисшее!
- Разве?
От двери вернулся поэт Бенедиктинов и смущенно попросил:
- Извините, но, видите ли, здесь не хватит на все... Картофель, сковородка, бу...
- У тебя, что, своих денег нет? - не оборачиваясь к нему, спросил Прокудин.
- В какой-то мере, знаете ли, есть, но...
- Вот и добавь своих или ты где отдельно питаться будешь?
- Но у меня последние, а еще...
- Иди-иди. Родина тебя не забудет!
За спиной Жоры Прокудина не раздалось ни единого звука, но он и без этого почувствовал, что Бенедиктинов ушел. Всегда приятно повелевать людьми. Впрочем, таким, как бенедиктинов, не очень. Они слишком легко подчиняются.
- Где ж ты, Топор, такое молоко взял? Корова, которая его дала, умерла, наверное, еще при Хрущеве...
- Сказали, что свежее...
- Мел они, что ли, в него засыпали?
- Жора, мне нужны деньги, - напомнила о старом Жанетка. - Я не буду участвовать в ловле твоего банкира. Я выбываю из игры...
- Мел... Мел... Мел, - задумчиво повторил Жора Прокудин. - Мел и молоко... Возможность заработать пятьсот долларов в месяц каждому! На работу ходить не нужно! Приносишь банку и получаешь вдвое больше, чем оставил в залог!..
- О чем это он? - открыл рот Топор.
- Не видишь?.. С ума сошел, - тряхнула грязными, пахнущими поездным дымом волосами Жанетка. - Крейзи!
- Будут тебе деньги! - швырнул пакет на стол Жора Прокудин.
По хлебу, по банкам кильки и пакетику с нарезкой салями брызнула смесь сыворотки и кусочков свернувшегося молока. Особенно хорошо она смотрелась на неестественно красной колбасе.
- Без денег вообще жить тошно, - по-ораторски махнул рукой Жора Прокудин.
Получилось эффектно и к месту. Как на митинге перед стотысячной толпой Не хватало только девяносто девяти тысяч девятьсот девяносто восьми слушателей. Но два уже стояли перед ним. Топор с яростью голодающего вгрызался в горбушку хлеба, а Жанетка стояла с видом дочери, впервые узнавшей, что ее отец - это не отец, а отчим.
- Мне нужны деньги сегодня, - с вызовом произнесла она.
- Всем нужны сегодня... А будут - завтра. Но это я тебе точно обещаю! Я слишком хорошо знаю человеческую природу. Думаю, что черняковцы не слишком отличаются от остального земного народонаселения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139