Отец всегда говорил, что Потелиос их стибрит... едва княгиня закроет
глаза.
Янугл вспомнил о лютой ненависти, которую питали друг к другу Станислав и Потелиос. Впрочем, Станислав ни с кем не жил в дружбе.
— Что вы говорите, Янек! — воскликнул Януш.— С какой
стати?
С минуту в комнате царило молчание. Наконец Мышинский заговорил:
— Простите меня великодушно за это позднее вторжение. Но
мне действительно было тяжко. Понимаете, Янек, я очень одинок.
Он робко и испытующе посмотрел на молодого рабочего.
— Жениться вам надо, вот что! — рассмеялся Вевюрский.— С бабой тяжелый крест, а без бабы еще хуже. Верно?
— Кто его знает! Женщины меня сторонятся... Понимаете, я хотел жениться на панне Тарло, которая устроила у вас ясли... Но она хочет уйти в монастырь, потому что ее бросил жених. Вот видите, как все складывается.
Вевюрский, изумленный, широко открыл глаза. А Янушу хотелось смеяться — так примитивно выглядела его история, изложенная в общих чертах. Все недомолвки, телефонные звонки, встречи, разговоры, слезы оказалось возможным свести к этой убогой схеме. Собственно, так оно и было, остальное — только домысел.
— А что бы вы стали делать с такой женщиной? — промолвил Янек.— Никакой от нее радости. Говорят, у нее был уже не
один жених. Куцая такая, остриженная. Ведь ничего хорошего
из этого все равно не получилось бы.
Януш пытался улыбаться, но это давалось ему с трудом. Вевюрский видел это, но по-прежнему прикидывался благодушным.
— Дорогой вы мой, да мы вам такую невесту найдем! А пригласите меня на свадьбу?
Тут Вевюрский испугался, что хватил лишку, был слишком фамильярен с родственником «старой княгини».
— Я. конечно, шучу,— добавил он, стараясь говорить уважительно.— Кому в голову придет приглашать простых людей на графскую свадьбу?
— Моя свадьба не будет графской.
— Допустим, но вы устроите свадьбу на свой лад, как и я когда-то устраивал свою. Мы друг дружке не указка.
В этот момент «Жермена» взглянула на Януша, и в ее взгляде открылось столько женственности, что это озадачило Мышивинского. С какой-то загадочной силой уставились на него эти детские глаза. Януш выдержал ее взгляд. Ядя подняла глаза к потолку и поднесла к губам зажатый в руке желтый карандаш. Януш с минуту молчал, пораженный этим взглядом.
— А если бы мне захотелось? — спросил он.— Если бы я при
гласил вас на свадьбу? Если бы пожелал, чтобы вы стали моим
шафером, моим другом?
Лицо Янека вдруг стало серьезным.
— Что тут много говорить? — отозвался он, помолчав немного.—Каждому свое. Вы, граф, сколько бы мужиков и лакеев на
свою свадьбу ни пригласили, все равно ни сами на нашу сторону
не перейдете, ни нас на свою не перетянете.
Януш задумался.
— Так как же вы полагаете? Значит, человек человеку не брат?
— Человек человеку волк — не слыхали? — на этот раз почти грозно произнес Янек.— Бедный человек — ну это еще куда ни шло... это другое дело. А уж что касается богатых — извините. Какой же вы мне брат, пан граф? Вы граф — и все! Богат, одет как картинка, а если и милостив, то эдак по-барски, от такой милости порой все нутро переворачивается. Я против вас ничего не имею, вы добрый, и в Варшаве вас все уважают, ничего не скажешь. Но вы ясновельможный пан, а я рабочий. Нет между нами согласия и быть не может.
Опершись локтями о стол, он говорил почти с ненавистью:
— Конечно, вы к нам пожаловали, я вас приглашал, вы у
меня пили и ели. Но будьте спокойны, вы меня в своем доме ни
хлебом, ни водкой не угощали и не угостите. На свадьбу вы меня,
может, и пригласите, а вот на чашку чаю в воскресенье — никогда.
Ведь вам со мной не о чем разговаривать, вы ученый, а я — тем
нота, вот оно что!
Теперь он встал из-за стола, высокий, стройный, верхняя половина его фигуры тонула во мраке, лица не было видно, но, впрочем, Януш не смотрел на своего собеседника. Склонившись над столом, он не отрывал взгляда от красных и синих клеток на полотняной скатерти.
— Нет между нами ничего, кроме пропасти, такой же огром
ной, как в Силезии под горой Святой Анны. Может, пропасть эта
еще глубже, чем между нами и немцами...
Януш поднял голову.
— Что вы говорите, Ян! — беззвучно прошептал он.
Янек остановился с поднятой рукой.
— Верно. Слишком много наговорил и неумно. Может, мы и
были бы вместе... иногда... Януш пожал плечами.
— Я бы и в других делах хотел быть вместе с вами.
Янек присел к столу и снова постарался придать своему лицу любезное выражение.
— Чего нет, того нет, пан граф. Об этом и говорить не стоит.
Может, в будущем, когда наши дети подрастут, то и пропасть эту
засыплют, и горой Святой Анны завладеют, ну и вообще... А пока
наведывайтесь, как только захочется. Я всегда рад видеть поляка,
потолковать о польских делах. Ведь я уже давно из Польши... и
когда вернусь — не знаю.
— Вы должны вернуться, Ян,— сказал Януш очень мягко.
Он старался говорить ровно, не меняя голоса, так как боялся
разрыдаться. Япуш испытывал неизведанную доселе жалость к самому себе и действительно считал себя очень несчастным. Вевюрский, очевидно, заметил выражение лица Мышинского, ибо взглянул на него повнимательнее. Но тут маленькая Ядя вдруг громко расплакалась, уронив голову на лежащую перед ней книжку.
— О-ой-й!—плакала она.— О-о-о! Не могу решить задачу!
Вевюрский подошел к ней и попытался ее успокоить. Из соседнем комнаты донесся голос разбуженной Янки:
— Что случилось? Почему малышка плачет?
— Ничего, ничего,— ответил жене Вевюрский, не переставая гладить девочку по голове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213