ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Сейчас же выходи из экипажа,— добавила она.
Они вошли в большую гостиную с низким потолком, уставленную мебелью середины прошлого века. Согласно семейному преданию, в одном из этих кресел сиживал Шопен. Однако на вид эта мебель красного дерева была гораздо более поздней эпохи.
Ройская, держа Кристину за руку, усадила ее на диван. Потом спросила о здоровье родителей.
— Дорогая тетя,— сказала Кристина,— я хотела бы сразу приступить к делу. Я хотела бы об этом разводе...
— О разводе? — удивилась Ройская.— Я о нем ничего не знаю. Валерек мне ничего не говорил.
— Я так и предполагала,— сказала Кристина,— он ничего не мог сказать.
— Разве вы не разведены? — спросила Ройская.
— Частично,— через силу прошептала Кристина.
— Что значит «частично»? Как это развод может быть частичным?
— Валерек принял православие, и православная церковь разрешила ему развод,— сказала Кристина. Ройской показалось, что глаза молодой женщины заискрились радостью от того, что она может сообщить матери столь неожиданную весть о сыне.
— Валерек принял православие?
— Я хочу выйти замуж, но не могу обвенчаться по католическому обряду,— монотонно продолжала Кристина.— Вы должны, тетя, помочь мне в получении развода, в расторжении брака.
Может, через Марию Билинскую? — добавила она, ибо Ройская ничего не отвечала, внимательно разглядывая вышитую крестиками салфетку на столе.— У нее, кажется, есть связи в Ватикане? Пани Эвелина словно проснулась. Резким жестом отложив в сторону салфетку, она неожиданно спросила:
— Почему вы, собственно, развелись?
Кристина посмотрела на свекровь с некоторым страхом, как если бы вдруг увидала паука. Она хотела что-то сказать, но на мгновение застыла с открытым ртом. Потом решилась и, сквозь стиснутые губы, заговорила:
— Дорогая тетя, но ведь вы же его, наверно, знаете?
— Матери никогда не знают своих детей, особенно сыновей,— торопливо произнесла Эвелина.
— Ну вот и теперь, в этих Седльцах! Одного этого уже достаточно,— вздохнула Красинская.
— Что в Седльцах? Я ничего не знаю,— с ноткой отчаяния в голосе воскликнула Ройская.
Но Кристина не ответила на этот вопрос.
— Вы же знаете, тетя, какой он был. Вам, тетя, наверняка
известно, что он одержим какой-то манией... Нет, я имею в виду
не антисемитизм, это еще можно было бы выдержать... Но он
немного, простите меня, ненормальный... Он всегда говорит, что
это его в армии испортили. Но ведь не каждый военный... Пони
маете ли, тетя, ведь он...
Ройская жестом остановила Кристину, и та, не закончив фразу, склонила голову. Складки серого шарфа, который она не сняла со шляпы, прикрыли ее красивое лицо, исказившееся от отвращения.
— А что в Седльцах?
— Нет, ну, там... пустяки... Какое-то антисемитское общество, что-то в этом роде... Какое-то «Единство»... Ах, это еще можно бы выдержать... Но его наклонности...
— Не говори больше об этом, Кристина,— с трудом произнесла Ройская.
— Вы сами спросили, тетя,— прошептала Кристина, еще глубже прячась в складки своего шарфа.
— Я сегодня же позвоню в Варшаву Марысе Билинской,— сказала Ройская, прекращая разговор.
В эту минуту в сенях послышались громкие шаги и, с шумом распахнув дверь, на пороге показалась Клима. Черные волосы падали ей на глаза, она отбрасывала их тыльной стороной левой руки, а в правой держала большую корзину черешни.
— Чего тебе надо, дитя мое? — спросила пани Эвелина.
— Тут вот черешня к полднику,— громко, преодолевая робость, проговорила Клима.— Пан Валерек велел принести.
— Отнеси ее в буфет,— уже более сурово распорядилась Ройская,— и отдай слуге. Не оставлять же эту черешню в гостиной.
— Ну, тогда извините,— смешалась Клима и, все так же тяжело ступая и хлопая дверьми, ушла в глубину дома.
Кристина не поняла крывшейся за всем этим игры. Она вопросительно смотрела на Ройскую. Но та ей ничего не ответила, только буркнула про себя:
— Уже Валереком его называет!
Потом, повернувшись к Кристине, она заверила ее, что обязательно поговорит с Билинской относительно развода и что дело наверняка будет быстро улажено.
II
Редко встречаются сестры, столь непохожие друг на друга, как пани Эвелина и «тетя Михася», и так же редко у двух сестер бывают столь различные судьбы. Тетя Михася, которую отец недолюбливал и даже немного ущемил в правах в завещании, вышла замуж за врача-мота, но очень скоро оказалась одна-одинешенька, без гроша за душой, с дочерью на руках, и быстро смирилась с ролью приживалки в богатом имении Молинцы. Так прошла ее жизнь. Но старость уравняла обеих сестер. На Пустые Лонки у них были одинаковые права, а жизненные шансы тети Михаси возросли, и она могла теперь противопоставить довольно бесплодному существованию Ройской свое положение счастливой бабушки. Поэтому каждое лето для тети Михаси наступала торжественная минута, когда она забирала из Варшавы своих внучат и везла их вместе с корзинами, баулами и бутылками в свои Пустые Лонки. Она щеголяла пред усталым взором Ройской во всем блеске материнства и — прежде такая тихая и деликатная — заходила в этом так далеко, что прямо-таки переступала границы приличия. Ройская потеряла двоих детей: сначала — старшую дочь Геленку, которая давным-давно умерла от скарлатины, потом погиб Юзек. А младший сын пани Эвелины был явно неудачным.
— Ведь вот красивый мальчик,—говаривала обычно тетя Михася,— а такой пустой.
— Пожалуй, чересчур красивый,— отвечал на это Франтишек Голомбек и с тревогой поглядывал на двух своих мальчиков, которые сидели напротив него за обеденным столом и тоже обещали быть «чересчур красивыми».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213
Они вошли в большую гостиную с низким потолком, уставленную мебелью середины прошлого века. Согласно семейному преданию, в одном из этих кресел сиживал Шопен. Однако на вид эта мебель красного дерева была гораздо более поздней эпохи.
Ройская, держа Кристину за руку, усадила ее на диван. Потом спросила о здоровье родителей.
— Дорогая тетя,— сказала Кристина,— я хотела бы сразу приступить к делу. Я хотела бы об этом разводе...
— О разводе? — удивилась Ройская.— Я о нем ничего не знаю. Валерек мне ничего не говорил.
— Я так и предполагала,— сказала Кристина,— он ничего не мог сказать.
— Разве вы не разведены? — спросила Ройская.
— Частично,— через силу прошептала Кристина.
— Что значит «частично»? Как это развод может быть частичным?
— Валерек принял православие, и православная церковь разрешила ему развод,— сказала Кристина. Ройской показалось, что глаза молодой женщины заискрились радостью от того, что она может сообщить матери столь неожиданную весть о сыне.
— Валерек принял православие?
— Я хочу выйти замуж, но не могу обвенчаться по католическому обряду,— монотонно продолжала Кристина.— Вы должны, тетя, помочь мне в получении развода, в расторжении брака.
Может, через Марию Билинскую? — добавила она, ибо Ройская ничего не отвечала, внимательно разглядывая вышитую крестиками салфетку на столе.— У нее, кажется, есть связи в Ватикане? Пани Эвелина словно проснулась. Резким жестом отложив в сторону салфетку, она неожиданно спросила:
— Почему вы, собственно, развелись?
Кристина посмотрела на свекровь с некоторым страхом, как если бы вдруг увидала паука. Она хотела что-то сказать, но на мгновение застыла с открытым ртом. Потом решилась и, сквозь стиснутые губы, заговорила:
— Дорогая тетя, но ведь вы же его, наверно, знаете?
— Матери никогда не знают своих детей, особенно сыновей,— торопливо произнесла Эвелина.
— Ну вот и теперь, в этих Седльцах! Одного этого уже достаточно,— вздохнула Красинская.
— Что в Седльцах? Я ничего не знаю,— с ноткой отчаяния в голосе воскликнула Ройская.
Но Кристина не ответила на этот вопрос.
— Вы же знаете, тетя, какой он был. Вам, тетя, наверняка
известно, что он одержим какой-то манией... Нет, я имею в виду
не антисемитизм, это еще можно было бы выдержать... Но он
немного, простите меня, ненормальный... Он всегда говорит, что
это его в армии испортили. Но ведь не каждый военный... Пони
маете ли, тетя, ведь он...
Ройская жестом остановила Кристину, и та, не закончив фразу, склонила голову. Складки серого шарфа, который она не сняла со шляпы, прикрыли ее красивое лицо, исказившееся от отвращения.
— А что в Седльцах?
— Нет, ну, там... пустяки... Какое-то антисемитское общество, что-то в этом роде... Какое-то «Единство»... Ах, это еще можно бы выдержать... Но его наклонности...
— Не говори больше об этом, Кристина,— с трудом произнесла Ройская.
— Вы сами спросили, тетя,— прошептала Кристина, еще глубже прячась в складки своего шарфа.
— Я сегодня же позвоню в Варшаву Марысе Билинской,— сказала Ройская, прекращая разговор.
В эту минуту в сенях послышались громкие шаги и, с шумом распахнув дверь, на пороге показалась Клима. Черные волосы падали ей на глаза, она отбрасывала их тыльной стороной левой руки, а в правой держала большую корзину черешни.
— Чего тебе надо, дитя мое? — спросила пани Эвелина.
— Тут вот черешня к полднику,— громко, преодолевая робость, проговорила Клима.— Пан Валерек велел принести.
— Отнеси ее в буфет,— уже более сурово распорядилась Ройская,— и отдай слуге. Не оставлять же эту черешню в гостиной.
— Ну, тогда извините,— смешалась Клима и, все так же тяжело ступая и хлопая дверьми, ушла в глубину дома.
Кристина не поняла крывшейся за всем этим игры. Она вопросительно смотрела на Ройскую. Но та ей ничего не ответила, только буркнула про себя:
— Уже Валереком его называет!
Потом, повернувшись к Кристине, она заверила ее, что обязательно поговорит с Билинской относительно развода и что дело наверняка будет быстро улажено.
II
Редко встречаются сестры, столь непохожие друг на друга, как пани Эвелина и «тетя Михася», и так же редко у двух сестер бывают столь различные судьбы. Тетя Михася, которую отец недолюбливал и даже немного ущемил в правах в завещании, вышла замуж за врача-мота, но очень скоро оказалась одна-одинешенька, без гроша за душой, с дочерью на руках, и быстро смирилась с ролью приживалки в богатом имении Молинцы. Так прошла ее жизнь. Но старость уравняла обеих сестер. На Пустые Лонки у них были одинаковые права, а жизненные шансы тети Михаси возросли, и она могла теперь противопоставить довольно бесплодному существованию Ройской свое положение счастливой бабушки. Поэтому каждое лето для тети Михаси наступала торжественная минута, когда она забирала из Варшавы своих внучат и везла их вместе с корзинами, баулами и бутылками в свои Пустые Лонки. Она щеголяла пред усталым взором Ройской во всем блеске материнства и — прежде такая тихая и деликатная — заходила в этом так далеко, что прямо-таки переступала границы приличия. Ройская потеряла двоих детей: сначала — старшую дочь Геленку, которая давным-давно умерла от скарлатины, потом погиб Юзек. А младший сын пани Эвелины был явно неудачным.
— Ведь вот красивый мальчик,—говаривала обычно тетя Михася,— а такой пустой.
— Пожалуй, чересчур красивый,— отвечал на это Франтишек Голомбек и с тревогой поглядывал на двух своих мальчиков, которые сидели напротив него за обеденным столом и тоже обещали быть «чересчур красивыми».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213