Встретившись все же со взглядом миссис Доус, он слегка поклонился, но так, чтобы не заметили другие студенты.
Миссис Доус была в недоумении.
— Что с ним! Бедный Хорст! — сказала она.
Когда они вышли из Молькенкура и в теплых сумерках стали спускаться по темной тропинке к отелю ( Янушу здесь было знакомо чуть не каждое дерево), Мышинский вдруг почувствовал, как кто-то взял его под руку, а над его ухом послышался шепот Хорста:
— Извините меня, но коллеги были бы очень недовольны,
увидев, что я беседую с иностранцами, особенно с поляками. Сегодня был наш вечер, почти месса... Я не мог поступить иначе.
На завтра нас всех приглашает к себе баронесса Икскюль... Опять
будет Брамс.
На следующий вечер отправились ужинать к баронессе. Ей принадлежали великолепные старинные виноградники в окрестностях Шпейера, над Рейном. Утром они уже успели съездить туда и осмотреть могучие стены и башни шнейерского собора, в подземельях которого покоятся императоры Германии. Проводником был Хорст, он с глубоким волнением показывал им могилы. Ганя не могла понять, почему Хорст с таким чувством рассказывает об осквернении могилы императора Генриха IV и о том, как из его гроба вынули остатки плаща, который сейчас демонстрируется в кафедральном музее. А вечером опять был Брамс. За ужином у баронессы после каждого блюда подавали все новые сорта рейнских вин, одно лучше и старше другого. На десерт принесли такое, что вся комната наполнилась ароматом — крепкой до головокружения смесью запахов дубовой бочки и липового цвета. Когда Януш отставил в сторону рюмку, Марре Шуар возмутился.
— Пейте, пейте, еще не скоро вам представится случай отведать такого вина...
А после ужина профессор Шелтинг, превосходный музыкант, прошедший школу еще у Нейгаузов в Елисаветграде, исполнил вместе со своим другом, историком религии Уде, две скрипичные сонаты Брамса. Из просторной гостиной дверь вела на террасу и в сад, непосредственно примыкавший к двору разрушенного замка; отсюда открывался вид на буковые рощи, на заросли плюща и на руины — на всю округу, которая уже утопала в вечерней дымке. И в этой гостиной расцвела вдруг музыка, привольная, текучая, быть может, более простая и ясная, чем вчерашние вальсы, но на редкость мудрая и всепрощающая. В полумраке слушали ее гости, расположившиеся в креслах и на диванах.
Хорст и Януш вышли вместе. Уже было темно. Януш жил внизу, в гостинице «Петушок». Ганя уехала к себе в отель в роскошном автомобиле, которым она почти не пользовалась здесь. Марре с профессорами остался у баронессы.
Хорст взял Януша под руку.
— Марре застрял там,— сказал студент.— Эти профессора
выведают у него все секреты.
Януш рассмеялся.
— Но у Марре как раз нет никаких тайн. Уж если кто действительно окружен таинственностью, так это ваши профессора,
хотя они и не исследуют атомов.
Хорст промолчал. Потом он начал снова декламировать стихи Георге. Только что прошел дождь, и улицы Гейдольберга были еще мокрыми. По длинной Университетской они шли к вокзалу. Прохожих было немного — в маленьких городках ложатся спать рано.
Януш спросил:
— Ты любишь французов?
Хорст опять промолчал. И вдруг произнес сдавленным голосом:
— Я их ненавижу!
— Hv вот! К чему же эта музыка, п стихи, и этот чудесный городок, если-вы полны ненависти г
— Мы ненавидим, это верно, но в нашей ненависти заключен героизм.
— В самом деле? Ты в этом уверен?
— А если мы с тобой встретимся лицом к лицу?
— Как это понимать?
— Друг против друга.
— Э, мой дорогой, жизнь может сыграть с нами любую шутку. Что ж, я буду стрелять. Думаю, и ты тоже не станешь читать в такой момент?
— Нет, я буду читать стихи и буду стрелять. Януш тихонько рассмеялся.
— Ты несносен, Шнеефохт...
— А ты чрезмерно благодушен,— пробурчал Хорст. Прошли сутки. Поздно вечером Ганя и Януш сидели у окна,
того самого окна, что выходило на юг, в долину Неккара, на Люд я Мангейм. Оденберг был погружен в темноту, и время от времени там сверкали молнии. Надвигалась весенняя гроза. Ганя пространно рассуждала о любви. Они сидели вдвоем в одном кресле, прижавшись друг к другу, и Януш, обласканный, приголубленный ею, ощущал под своей ладонью это прелестное, упругое тело. Он молча гладил ее волосы. Потом встал.
— Знаешь,— сказал он. Как в Париже. Правда, там не было таких пейзажей, и этих каштановых рощ, и Хорста — маленького «пажа» Марре Шуара, и обезоруживающей музыки Брамса. Но, понимаешь, я предпочитаю атмосферу моей оранжереи: там я вышел — и вокруг меня свежий воздух, и запах навоза, и зреющие хлеба, и нес Орелем. который так любит лаять на ласточек. утверждающий, что «садоводство способствует хорошему настроению). И я решил вернуться туда. Поезд на Берлин отходит в двадцать минут первого.
Ганя беспокойно пошевелилась.
— Ты не останешься?
— Зачем? У тебя есть свой Эванс, или Доус, или свой Марре...
— Ох, нет!
— Кто его знает? А я не могу здесь... Мне сейчас совсем другое пришло в голову. Ты бывала когда-нибудь в Кракове?
— В Кракове? Нет, никогда.
— Ну вот, а я отсюда поеду прямо в Краков. Мне хочется сравнить два эти города: Гейдельберг... и Краков.
— Зачем?
— Не знаю. И не тебе, так легко поддающейся любому капризу, спрашивать об этом. Вот такой у меня каприз. Так мне хочется. И поверь мне, я поступаю правильно.
— А ты не подумал, что мы с тобой могли бы пожениться?
— Быть пятым? Пожалуй, нет... А какая в этом необходимость?
— При моем-то богатстве! Януш усмехнулся.
— Тем не менее тебе хочется стать польской графиней. Ну что ж, похвальный патриотизм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213