ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Януш не знал Палермо, помнил только, что туда поехала его сестра за наследством. Януш ничего не знал, кроме ощущения грусти от того, что все складывалось не так, как хотелось. Впрочем, как все должно было сложиться, он тоже не знал. Он рассказал Гане о представлении «Лилюли» и о том, как это было ужасно. Ганя рассмеялась.
— Хорошенькую пьесу выбрали для рабочих! И вообще этот Ромен Роллан...
— Но ведь ты же ничего не знаешь о Ромене Роллане,— сказал Януш.— Ты же не читала его, тебе было некогда.
— Разумеется, не читала, но я знаю.
— Как это у тебя получается? Откуда ты все знаешь? —-вдруг спросил Януш и теперь заглянул ей в глаза с золотыми искорками.
Ганя удивленно посмотрела на него и приложила палец к губам.
— Ты неприлично ведешь себя,— сказала она.
— Как у тебя получается? Ведь все зпают, откуда ты родом.
— Никто ничего не знает. Я родом из Польши, этого достаточно. Для них Польша — это страна цыган, медведей, черной икры, снега и бог знает чего еще. Если ты из Польши, то это настолько скверно, что больше уже ни о чем не спрашивают. Польская княжна или дочь дворника — это уже безразлично.
— Ты должна дьявольски следить за собой!
— Теперь уже нет. Став обладательницей нескольких миллионов, делаешься уже только необыкновенной. Впрочем, я не собираюсь возвращаться в Америку...
В эту минуту появилась Ариадна. Она подошла какая-то раздраженная, резкая, нарочито откровенная и без малейшей искусственности.
— Представьте себе,— сказала она по-русски,— этот Виктор пригласил Неволина. Как мне быть? Пожалуй, надо уйти домой. Правда, миссис Эванс? Это же невозможно!
— Совершенно невозможно, Ариадна Николаевна,— ответила без улыбки Ганя Эванс.— Пожалуй, вам и в самом деле надо сбежать.
Ариадна вдруг рассмеялась.
— Вы видели ад? — спросила она.— Это была моя идея. Не
видели? Тогда идемте, я покажу вам.
Они спустились по лестнице и маленьким коридорчиком прошли в комнатку, которую Ариадна называла адом. Здесь кончался коридор соблазнов и грехов. С ними вместе оказался и обнаженный Бебе Леваль. Януш заметил, что все тело у него покрыто белилами и он действительно подобен мраморному изваянию. «Ад» оказался серой, унылой, слабо озаренной рассеянным светом комнатой. На блеклых стенах кое-где виднелись нарисованные мыши и огромные пауки. Комната была совершенно пуста.
У Януша все сильнее шумело в голове. Шампанское, вино и коктейли подействовали на него угнетающе. От давящей серости «ада» у него еще больше помутилось в голове. Мыши и пауки начали слегка кружиться перед глазами. Януш оперся о плечо Бебе Леваля и почувствовал под рукой холодный мрамор его бицепса. Юноша удивленно покосился на него.
Внезапно Ариадна увлекла его в глубину, к темному шкафу, который находился на самом носу баржи.
— А это тайна ада,— сказала Ариадна с какой-то страстью в голосе, которая всегда отрезвляла Януша.
— Это тайна ада!—воскликнула она и резко распахнула дверцы шкафа,
В сиянии неярких ламп там стоял беломраморный Христос, словно на картине Холмена Ханта, в терновом венце, со сладчайшей улыбкой на устах. У Януша на мгновение замерло сердце. Он увидел, как Ганя Эванс закрыла лицо руками, а голый Бебе отступил на шаг.
— Бог! Бог! — воскликнула Ариадна.— Бог есть даже в аду. Это и есть тайна всякого ада.— И вдруг захлопнула дверцы.— Никому не говорите об этом,— совсем неожиданно добавила она обычным тоном.— Это только для вас, никому другому я этого не покажу.
— Вы во всем комедиантка, Ариадна Николаевна,— медленно произнесла Ганя Эванс.
Леваль повернулся и вышел. В «аду» можно было открыть два крана: из одного лилось пиво, из другого — простая польская водка. Ариадна, смеясь, показала эти краны. Януш подумал о Янеке Вевюрском и выпил стакан водки за его здоровье. Потом они снова вышли на палубу.
Тем временем собралось много гостей и под фонариками уже танцевали. Януш искал Гленна Уэя, но его не оказалось; он снова заглянул в каюту плотских соблазнов. Там теперь один приятель Гданского разливал вино многочисленным гостям — Бебе тоже исчез. Януш вернулся на палубу, обошел все судно и где-то на корме забрел в гущу расставленных шезлонгов. Здесь было темно, и никто не заметил, как он «съездил в ригу». Потом вздремнул немного.
Когда Януш проснулся и взглянул на часы, было уже около часа. Из недр кораблика долетал мерный гул пьяных голосов; время от времени раздавались отчаянные вопли,— он узнавал голос Виктора. На палубе чуть слышно звучала музыка. Он обернулся в ту сторону: всего несколько пар бесшумно, словно ночные бабочки, скользили по серому, лоснящемуся настилу. Януш попытался прислушаться к голосам, доносящимся из глубины баржи, и вдруг заметил, что он не один — рядом с ним сидел тот ученый, с которым он познакомился на концерте Эдгара у Гани Эванс. «Как его зовут, черт побери?» — подумал Януш.
Марре Шуар заметил', что Януш не спит, и, неожиданно наклонив голову в его сторону, доверительно спросил:
— Вы любите музыку?
Януш, считая себя трезвым, сделал над собой лишь небольшое усилие и ответил:
— Да, очень. Я видел вас на концерте Шиллера.
— Вот именно,— сказал Шуар,— и поэтому я подумал, что вы любите музыку...
— Мой отец обожал музыку,— вдруг сказал Януш, и неожиданно для него самого его понесло дальше: — Мой отец всегда играл на пианоле, сам вырезал ноты для пианолы. Моего отца нет в живых, он скончался именно в тот момент, когда громили наш дом, и мы не успели похоронить его по-человечески... Мы похоронили его не в нашем семейном склепе, не в фамильной часовне — представляете, такая круглая, в стиле ампир,—а возле часовни, в желтом-желтом песке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213
— Хорошенькую пьесу выбрали для рабочих! И вообще этот Ромен Роллан...
— Но ведь ты же ничего не знаешь о Ромене Роллане,— сказал Януш.— Ты же не читала его, тебе было некогда.
— Разумеется, не читала, но я знаю.
— Как это у тебя получается? Откуда ты все знаешь? —-вдруг спросил Януш и теперь заглянул ей в глаза с золотыми искорками.
Ганя удивленно посмотрела на него и приложила палец к губам.
— Ты неприлично ведешь себя,— сказала она.
— Как у тебя получается? Ведь все зпают, откуда ты родом.
— Никто ничего не знает. Я родом из Польши, этого достаточно. Для них Польша — это страна цыган, медведей, черной икры, снега и бог знает чего еще. Если ты из Польши, то это настолько скверно, что больше уже ни о чем не спрашивают. Польская княжна или дочь дворника — это уже безразлично.
— Ты должна дьявольски следить за собой!
— Теперь уже нет. Став обладательницей нескольких миллионов, делаешься уже только необыкновенной. Впрочем, я не собираюсь возвращаться в Америку...
В эту минуту появилась Ариадна. Она подошла какая-то раздраженная, резкая, нарочито откровенная и без малейшей искусственности.
— Представьте себе,— сказала она по-русски,— этот Виктор пригласил Неволина. Как мне быть? Пожалуй, надо уйти домой. Правда, миссис Эванс? Это же невозможно!
— Совершенно невозможно, Ариадна Николаевна,— ответила без улыбки Ганя Эванс.— Пожалуй, вам и в самом деле надо сбежать.
Ариадна вдруг рассмеялась.
— Вы видели ад? — спросила она.— Это была моя идея. Не
видели? Тогда идемте, я покажу вам.
Они спустились по лестнице и маленьким коридорчиком прошли в комнатку, которую Ариадна называла адом. Здесь кончался коридор соблазнов и грехов. С ними вместе оказался и обнаженный Бебе Леваль. Януш заметил, что все тело у него покрыто белилами и он действительно подобен мраморному изваянию. «Ад» оказался серой, унылой, слабо озаренной рассеянным светом комнатой. На блеклых стенах кое-где виднелись нарисованные мыши и огромные пауки. Комната была совершенно пуста.
У Януша все сильнее шумело в голове. Шампанское, вино и коктейли подействовали на него угнетающе. От давящей серости «ада» у него еще больше помутилось в голове. Мыши и пауки начали слегка кружиться перед глазами. Януш оперся о плечо Бебе Леваля и почувствовал под рукой холодный мрамор его бицепса. Юноша удивленно покосился на него.
Внезапно Ариадна увлекла его в глубину, к темному шкафу, который находился на самом носу баржи.
— А это тайна ада,— сказала Ариадна с какой-то страстью в голосе, которая всегда отрезвляла Януша.
— Это тайна ада!—воскликнула она и резко распахнула дверцы шкафа,
В сиянии неярких ламп там стоял беломраморный Христос, словно на картине Холмена Ханта, в терновом венце, со сладчайшей улыбкой на устах. У Януша на мгновение замерло сердце. Он увидел, как Ганя Эванс закрыла лицо руками, а голый Бебе отступил на шаг.
— Бог! Бог! — воскликнула Ариадна.— Бог есть даже в аду. Это и есть тайна всякого ада.— И вдруг захлопнула дверцы.— Никому не говорите об этом,— совсем неожиданно добавила она обычным тоном.— Это только для вас, никому другому я этого не покажу.
— Вы во всем комедиантка, Ариадна Николаевна,— медленно произнесла Ганя Эванс.
Леваль повернулся и вышел. В «аду» можно было открыть два крана: из одного лилось пиво, из другого — простая польская водка. Ариадна, смеясь, показала эти краны. Януш подумал о Янеке Вевюрском и выпил стакан водки за его здоровье. Потом они снова вышли на палубу.
Тем временем собралось много гостей и под фонариками уже танцевали. Януш искал Гленна Уэя, но его не оказалось; он снова заглянул в каюту плотских соблазнов. Там теперь один приятель Гданского разливал вино многочисленным гостям — Бебе тоже исчез. Януш вернулся на палубу, обошел все судно и где-то на корме забрел в гущу расставленных шезлонгов. Здесь было темно, и никто не заметил, как он «съездил в ригу». Потом вздремнул немного.
Когда Януш проснулся и взглянул на часы, было уже около часа. Из недр кораблика долетал мерный гул пьяных голосов; время от времени раздавались отчаянные вопли,— он узнавал голос Виктора. На палубе чуть слышно звучала музыка. Он обернулся в ту сторону: всего несколько пар бесшумно, словно ночные бабочки, скользили по серому, лоснящемуся настилу. Януш попытался прислушаться к голосам, доносящимся из глубины баржи, и вдруг заметил, что он не один — рядом с ним сидел тот ученый, с которым он познакомился на концерте Эдгара у Гани Эванс. «Как его зовут, черт побери?» — подумал Януш.
Марре Шуар заметил', что Януш не спит, и, неожиданно наклонив голову в его сторону, доверительно спросил:
— Вы любите музыку?
Януш, считая себя трезвым, сделал над собой лишь небольшое усилие и ответил:
— Да, очень. Я видел вас на концерте Шиллера.
— Вот именно,— сказал Шуар,— и поэтому я подумал, что вы любите музыку...
— Мой отец обожал музыку,— вдруг сказал Януш, и неожиданно для него самого его понесло дальше: — Мой отец всегда играл на пианоле, сам вырезал ноты для пианолы. Моего отца нет в живых, он скончался именно в тот момент, когда громили наш дом, и мы не успели похоронить его по-человечески... Мы похоронили его не в нашем семейном склепе, не в фамильной часовне — представляете, такая круглая, в стиле ампир,—а возле часовни, в желтом-желтом песке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213