Не обращай внимания. Ты ведь у меня на коленях сиживал, я тебя на рыбалку брал. Понимаешь, когда я вчера узнал о твоем возвращении, всё думал: а вдруг да что-нибудь в твоем облике осталось от того мальчуганчика? У Ивана ни одной фотографии не сохранилось. А я надеюсь всё равно разыскать в своих обширных архивах. Я ведь сам тебя несколько раз фотографировал.
– Я с интересом взглянул бы на своё изображение! – Сергей Иванович сразу разволновался. – Я часто пробовал, изо всех сил напрягал память, чтобы вспомнить хоть что-нибудь… хоть кого-нибудь… Я ведь даже лица матери не помню… Сейчас же для меня главное – привыкнуть.
– А потом и полюбить! – воскликнул Иван Варфоломеевич. – Гордеюшка, я считаю, что Серёженьке не надо торопиться, пусть приглядится ко всему.
– Ты вообще поменьше приставай к нему с советами и замечаниями. Мы, старики, горазды поучать, а толку от наших поучений иногда – кот наплакал. Конечно, пусть привыкает постепенно.
– Я даже за то, чтобы он и с личными привычками по возможности не расставался. Вот захотелось ему комнатную собачку иметь – пожалуйста!
– Собачку? – удивился Гордей Васильевич. – Зачем? Не перевариваю я этих собачьих микробов!
– Так тебе никто и не предлагает! – возмутился Иван Варфоломеевич. – Что ты всем свои…
– Папа! – с мягким укором перебил Сергей Иванович. – Я прекрасно понимаю Гордея Васильевича. Недаром же я просил у тебя разрешения…
Тут, очень кстати, и появился Илларион Венедиктович, внешний вид которого сразу вызвал всеобщее недоумение и дружелюбный смех.
Новый гость не обратил на это никакого внимания, вручил Сергею Ивановичу букет крупных садовых ромашек со словами:
– Был бы помоложе, съездил бы за полевыми.
– Прошу к столу! Прошу к столу! – засуетился Иван Варфоломеевич. – Серёжа его скудости подивился, а я ему…
– Нотацию прочел! – насмешливо добавил Гордей Васильевич, действительно не сводивший с Сергея Ивановича проницательного взгляда. – Много нам, старикам, нельзя, но по одной, Иванушка, за твоё счастье! Серёжа, с возвращением!
И разговор потек самый непринужденный, без напряжения, без тягостных или неловких пауз, когда надо торопливо и мучительно придумывать, как продлить беседу. То есть друзья честно, но без всяких усилий выполнили уговор: проведем вечер, как проводили всегда.
Конечно, вспоминали и войну, временами даже забывали о Сергее Ивановиче, и это было для Ивана Варфоломеевича отрадно: значит, им хорошо, как всегда здесь бывало. А Сергей Иванович слушал с видимым интересом, даже удовольствием, изредка спрашивал, и его спрашивали о разного рода современных заграничных мелочах.
Однако хозяин всё-таки нервничал, суетился, всё пытался, когда наступала пауза, свернуть разговор к тяжелой Серёжиной судьбе. Сам Сергей Иванович к этому не стремился, отвечал коротко и исчерпывающе, и наконец Илларион Венедиктович самым добродушным тоном предложил:
– Давай, Иванушка, оставим сегодня твоего сына в покое. Пусть уж он нас потерпит, да и видимся мы не в последний раз. Надеемся, что Сергей Иванович и у нас с Гордеюшкой побывает.
– Сочту за честь, – учтиво, но вместе с тем искренне отозвался Сергей Иванович. – Я ведь отлично понимаю, что я для вас…
– Только сын нашего друга, – осторожно перебил Илларион Венедиктович, а Гордей Васильевич добавил:
– Мы вообще, Сергей Иванович, беспокоимся только за Ивана, а вмешиваться в вашу судьбу не считаем возможным.
– А чего обо мне беспокоиться? – сердито спросил Иван Варфоломеевич. – На что намекаешь?
– Ни на что он не намекает, – по возможности весело ответил Илларион Венедиктович. – Просто мы хотим, чтобы ты не обалдел от радости и чтобы это не отразилось на твоей работе.
Иван Варфоломеевич только хотел что-то сердито возразить, как Сергей Иванович удивленно спросил Иллариона Венедиктовича:
– Почему вы закатали рукава пиджака?
– Такое впечатление, – тоже удивился Гордей Васильевич, – что ты в чужом пиджаке и чужой рубашке.
– Вид у тебя, извини, нелепый, – как бы подвёл итог Иван Варфоломеевич.
– А настроение у меня замечательное, – беззаботно и вроде бы невпопад ответил Илларион Венедиктович, – и со здоровьем у меня в последнее время дела обстоят лучше не надо! Вот сюда пешком топал! В обед, понимаете ли, приналег на свои любимые малосольные огурчики, а потом, не поверите, целый графин воды почти за один прием выпил!
– Чем больше будешь жидкостей пить, тем меньше тебе останется жить! – хотел пошутить Гордей Васильевич, а получилось это у него грубовато. – А много будешь употреблять соли, не избежать тебе в суставах боли!.. Покажись, покажись-ка врачам, а ещё лучше – ложись на обследование.
– Невоспитанная ты личность, – весело отозвался Илларион Венедиктович. – У всех такое оч-чень отличнейшее настроение, а ты о болезнях! Если хочешь знать, то я давно не чувствовал себя таким здоровым! (О дневном обмороке он почему-то совершенно забыл.)
– Ты же худеешь! – не унимался Гордей Васильевич.
– Много двигаюсь, много времени провожу с детворой на свежем воздухе и, я тонко намекаю, вовремя ложусь спать. Пора, Гордеюшка, нам откланиваться.
Конечно, Иван Варфоломеевич бурно запротестовал, даже обижаться собрался, но Серёжа ублажил его, сказав:
– Позвольте, дорогие и уважаемые ТОВАРИЩИ, я впервые употребляю это слово, сердечно поблагодарить вас не только за прекрасный вечер, но и за ваше отношение к моему отцу. Я воочию убедился, как много вы для него значите и как бы ему было трудно без таких друзей.
– Спасибо, Серёжа, на добром слове, – задумчиво глядя на него, произнес Гордей Васильевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97