Но история эта, как и сама личность Дуровой, может быть потому, что все в ее жизни было так необычно, осталась в Костином представлении чем-то вроде легенды, мифа, наподобие истории Жанны д'Арк, – каким-то интересным, увлекательным вымыслом. Но гранитное надгробие не было вымыслом, и, стоя возле нагретого солнцем камня, одиноко высившегося посреди небольшой площади, Костя пережил непередаваемое чувство превращения легенды в быль, в явь, в реальность…
Уже в верховьях Камы, за последнею плотиною, где речное русло вновь раздалось на безмерную ширину, так, что низинный берег ушел за горизонт и скрылся, совсем пропал из глаз, Костя провел полчаса в городишке, точь-в-точь как многие другие камские городки, однако же знаменитом своею особою славой. Полтораста лет назад местный механик-самоучка Всеволжский, следивший за современной ему техникой и любивший делать механизмы, построил тут первый в России пароход, приводимый в движение машиною. На этом пароходе он проплыл вниз по всей Каме, а потом поднялся по Волге до Рыбинска. Весь путь машина работала исправно. Против течения пароход Всеволжского делал три версты в час…
И опять Косте пришлось пережить несколько минут, похожих на те, когда он стоял у гранитного надгробья Дуровой. С таким же точно чувством, как будто он проник сквозь время, прикоснулся к давней были, почти легенде, и это давнее, эта легенда перестала быть легендой, а обрела совсем ощутимую реальность, – оглядывал он приречные береговые откосы, в мусоре и битом кирпиче, заросшие сорной травой. Где-то тут стояли мастерские и верфи Всеволжского, мечтателя и чудака – ибо кем же, как не чудаком был он в глазах людей в этой глуши, почти на краю света, со своими прожектами, со своим дерзостным талантом, решительно никому не нужным и непонятным в целой России…
Здесь же, на берегу, Костя долго, с пристальностью разглядывал маленького, похожего на гномика, старика, с жиденькой, всего в несколько волосинок, бороденкой, с лицом плоскими и горшечно-бурым, сплошь заштрихованным мелкими морщинками, располагавшимися на коже без всякого порядка, вперекрест, и походившими на хитросплетенную сеть. Старик куда-то ехал. На нем была новенькая темно-синяя фетровая шляпа с лентой, темно-синий суконный пиджак, такие же брюки, заправленные в высокие, блестящие свежим хромом сапоги с калошами. Старик сидел на круге лохматого пенькового каната, возле его ног стоял новенький чемодан, сверкавший металлическими уголками. Старик был неподвижен, прям и невозмутимо спокоен. Мимо него сновали люди, из рупора над его головой гремело радио, грузчики, как обычно, таскали с парохода и на пароход кладь, кричали на мешавших им пассажиров, переругивались между собою, кто-то плакал, прощаясь, кто-то пиликал на гармошке, бродил пьяный верзила, икая, позабыв, зачем он забрел на пристань, как будто кого-то ища и с подозрительностью вглядываясь всем в лица, возле сваленных в кучу рюкзаков волновались студенты-геологи: у них что-то не ладилось с билетами, и они поодиночке и группами бегали то к дежурному по пристани, то к кассиру, – а старик точно ничего не видел вокруг и не слышал. Маленькие темные глаза его, глядевшие в узкие косые прорези век, были безучастны, в них не светилось никакого интереса к окружающему – точно старику давным-давно наскучили все на свете пристани, и вся людская суета на них, и все, какие только есть, пароходы. На пиджачном лацкане у старика блестела на ленточке медаль «За трудовую доблесть», – он был не простой старик, заслуженный, наверное, какой-нибудь знатный оленевод. И ехал он, наверное, не по своим личным, а более значительным делам, может быть, по делам своего колхоза, где он председатель или бригадир, оттого и хранил он такое достоинство, такую важность и осанку.
И хотя весь его облик был абсолютно европейским и вокруг была еще Россия – с березами, привычною российскою травою, и слышалась обыкновенная русская речь, только с чуть круглее выговариваемым «о», – Костя вдруг всем нутром своим ощутил, как далеко он заехал. На него, как предвестье тех мест, куда держал он путь, от фигуры старика вдруг повеяло тундрою, дымом становищ, прознабливающим холодом Заполярья…
А он и верно заехал уже далеко. Впереди, в северовосточной половине неба, если хорошенько вглядеться, уже проступали предгорья Уральского хребта.
«Рифей»! – само собою пришло Косте на ум это звучное слово, каким древние называли северный Урал.
А середина его называлась Римнийскими горами. А юг – Норосскими… Какою же далью представлялись тогда эти горы – откуда-нибудь из Великого Новгорода, из Суздаля, из Московии!..
«У кого же это в стихах – Рифей? «С Рифея льет Урал…» – вспоминал и все никак не мог вспомнить Костя. – Ах да, это же у Державина!»
Глава двадцатая
В носовой части корабля, в салоне с полузашторенными окнами, с мягкими, в парусиновых чехлах креслами, с маленькими столиками, чтобы играть в шахматы, домино, было тихо, чинно, здесь не беспокоил шум пароходной машины, слышный во всех каютах и на всех палубах.
Костя устроился возле окна в глубоком кресле, вольно протянул свои длинные ноги, раскрыл записную книжку. Хватит торчать на палубах, все-таки ведь не для собственного же удовольствия он едет, надо же и дело помнить! Да и отдохнувшая голова его уже требовала работы, мысли его мало-помалу сами возвращались к оставленному позади.
Сейчас ему хотелось поразмыслить над своими записями, в частности, над теми страницами, где были выдержки из следственных материалов, касавшиеся Артамонова.
«Итак, что же мы знаем? – мысленно спросил он самого себя, отыскав нужные страницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195