Приближалось время обеда. Но мне, конечно, не хотелось есть. Я заперлась у себя. Я думала, что за мной все же пришлют слугу, но нет, меня не беспокоили. Почему-то мне было как-то неловко выйти, показаться Селии. Хотя я была уверена, Чоки не скажет ей.
Я сидела на постели, усталая от размышлений и переживаний. Мне было стыдно, неловко, тягостно. Вдруг в дверь постучали. Это был сильный, резкий стук. В нем я почувствовала какую-то угрозу. Странно, но я не поняла, кто это, и по-настоящему, до сердечного сжатия, испугалась.
Снова настойчиво постучали. Затем толкнули дверь.
Я быстро поднялась с кровати.
– Я сейчас открою…
– Скорее! – раздался повелительный голос моей дочери.
Я испугалась еще сильнее. Что могло случиться? Чоки? Но что с ним?..
Едва я отворила дверь, как Селия резко ворвалась в мою маленькую комнату. Она показалась мне какой-то жесткой птицей, резко обрушившейся на меня. Жестким было ее платье, рукава…
Ее мои янтарные глаза мрачно горели, решимость застыла в ее чертах. Да, она стала женщиной.
Она схватила меня жесткими сильными пальцами за плечи и затрясла с силой.
– Я ненавижу тебя!.. Я не хочу тебя видеть! Убирайся отсюда!.. – Сквозь зубы бросала она. Неужели Чоки мог сказать ей?
– Селия! – растерянно забормотала я. – Почему? Что случилось?..
– Не думай, что если он молчит, то я ничего не знаю. И не смей мучить его! Не смей пользоваться его благородством! Мать!.. – злая язвительность больно ударила меня. – Похотливая кошка! Вон отсюда!..
Я ничего ей не ответила. А что я могла ответить? Я только закрыла лицо руками и заплакала. Она отпустила меня. Но не смилостивилась.
– Можешь реветь, если это тебе так нравится! Меня ты этим не тронешь! Убирайся сейчас же. Сию минуту. Я приказала тебе. Вели заложить карету и уезжай сейчас же. Ну!
– Что ты ему скажешь? – я почти шептала сквозь слезы.
– Это моя забота. А ты убирайся! Я поняла, что говорить бесполезно.
– Велю заложить карету.
– Можешь говорить громко. Его нет дома.
Куда она додумалась его услать? К кому-нибудь из друзей? Почему он ушел, оставил меня? Ведь он такой чуткий. Нет, он просто на ее стороне. И это естественно.
Я подошла к двери.
– Эй! – раздался жесткий окрик за моей спиной. – Собери свои тряпки!
Но я уже немного пришла в себя.
– Этот дом тебе не принадлежит, – но слез я все-таки сдержать не могла, – Этот дом принадлежит моему другу. Эту комнату я сейчас запру и вернусь, когда захочу.
Она ничего не ответила, только постукивала носком туфельки нетерпеливо. И в ее молчании было презрение.
– Выйди, я запру дверь, – сказала я.
Она передернула плечами и вышла. Я погасила свечу и заперла дверь на ключ. Затем мы вышли во двор. Она шла за мной, словно конвойный, охраняющий заключенного. Я попросила кучера заложить карету.
– Что-то случилось? – спросил он, – Куда вы едете, донья Эльвира?
– Нет, не тревожься, ничего не случилось. Просто мне срочно нужно отправиться к доктору Пересу. Но ничего не случилось, никто не болен.
Я предупреждала его вопросы. Мне казалось, что даже в полутьме я различаю ядовитую улыбку Селии. Я была почти счастлива, когда карета выехала со двора и привратник запер ворота. Могли слуги о чем-то догадаться? Но мне уже было все равно.
В карете на меня нашло какое-то устало-ироническое настроение.
«Ну вот, – думала я, – все, как предсказал Николаос, только с точностью до наоборот. Моя дочь стала женщиной, настоящей женщиной. Но из этого совсем не следует, что она поняла меня. Она ведь стала совсем не такой женщиной, как я. А может быть, для Николаоса все женщины одинаковы? – но тут мои мысли приняли серьезное направление, – Вернется Николаос, он наверняка привезет Ану. Я должна буду помочь ему. Ведь он хочет спасти эту девочку. Своими неуместными страстями я усложнила все отношения. Теперь придется все объяснять Николаосу… Что объяснять? И как? Ведь есть пределы и его терпению и пониманию…»
К счастью, Перес обрадовался моему неожиданному приезду. В пути я окончательно успокоилась и сочинила, как мне казалось, вполне правдоподобную версию.
– Я просто сбежала, – сказала я ему, – ночью, чтобы избежать объяснений. Лучше жить в полном одиночестве, чем в одном доме с влюбленной парой. Они смотрят сквозь меня, словно я воздух. Мне захотелось побыть рядом с живым человеком, с тобой. Пока не вернется Николаос. (Перес знал, что Николаос уехал по торговым делам.)
– Да, – покачал головой Сантьяго, выслушав меня, – слишком заботливой матерью тебя не назовешь.
– А кого назовешь? – я почувствовала, что теряю терпение. – С каких это пор мальчишки учат взрослых женщин материнству?! Все так и рвутся поучать меня! Николаос, ты, даже Чоки! Что по-вашему такое «мать»? Женщина, которая не знает страстей, не спит с мужчинами? У вас такие матери были? Тогда как же они вас родили – непонятно! А я, как могла, всегда заботилась о своих детях. Я, если хочешь знать, сумела спасти им жизнь! И нечего поучать меня!
Перес расхохотался и поднял руки.
– Ну убедила! Фурия материнства! Я сдаюсь! И не поужинать ли нам уж кстати?
– Поужинать! – согласилась я все еще сердито, но не выдержала и расхохоталась.
Глава сто шестьдесят восьмая
Прошло несколько дней. Из дома – никаких известий. Я совершенно успокоилась. Даже с изумлением думала, что за наваждение на меня нашло – зачем я бросилась к Чоки с этими своими нелепыми предложениями… Глупо! Я чувствовала себя виновной перед Селией. Зачем я испортила ей это первое, самое милое время семейной жизни. Конечно, она уже забыла… А, впрочем, почему я так думаю, что забыла? Конечно, помнит. И переживает, мучается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144