Конечно, она заметила, что мне трудно и неловко говорить.
– Не бойся, мама, – она явно хотела помочь мне, вывести из этого затруднительного положения. – Я все знаю. А чего не знаю, узнаю завтра. Андрес обещал, что больно не будет, он все мне скажет…
На какое-то мгновение мне сделалось обидно: почему он значит для нее больше, чем я… Но тотчас я поняла, что это прекрасно и служит залогом ее будущего счастья. Мне тоже стало легко и весело.
– Ну, если так, не буду тебя мучить разными объяснениями, Спрячь платье и ложись поскорее, иначе завтра на свадьбе будешь как сонная муха!
Но все же мы еще поболтали о нарядах и расстались очень мило и весело.
У себя в комнате я долго не могла уснуть. Почему? Мне было как-то страшно. Немного мутило. Казалось, что должно произойти что-то нехорошее. Вдруг возникало желание просто, бессмысленно вскочить и бежать, уехать прямо сейчас, куда-нибудь, лишь бы подальше отсюда. И тут же на глаза навертывались слезы при одной только мысли о том, что я могу больше никогда не увидеть Селию, Чоки, Николаоса… Наконец, утомленная, я уснула тяжелым сном.
И весь следующий день я, в сущности, была занята тем, что изо всех сил пыталась подавить эти свои мучительные ощущения. Но еще важнее было, чтобы никто не заметил, что мне плохо. В этом я преуспела. Не заметил никто. Не только занятые собой Селия и Чоки, но даже и Николаос и Перес – оба достаточно проницательные.
Если бы не эти мои муки, я могла бы просто насладиться этой прелестной свадьбой. Все мы приоделись и выглядели красивыми и нарядными. Дом вдруг сделался светлым, солнечно-теплым и радостным. О молодых лучше промолчать. Никогда больше в жизни я не видела такую красивую и трогательную юную пару. Венчали их по католическому обряду. В церкви меня охватило волнение, но не такое, как ночью, а хорошее, радостное. Я внезапно осознала, что ведь это моя единственная дочь выходит замуж, и от всей души молила Бога о ее счастье.
Дома все было очень славно. И угощение, и музыка, и танцы. Все были веселы и мягко-остроумны. На какое-то время я даже совсем отвлеклась и мне тоже стало так легко и весело и хорошо. Один танец я протанцевала с Николаосом и один – с Пересом. Чоки тоже пригласил меня, но я поспешно отказалась.
– Нет, нет, – воскликнула я, положив ладони ему на плечи. – Теперь ты должен танцевать только с моей дочерью! – я засмеялась.
Все тоже засмеялись и захлопали в ладоши. Селия подбежала и чмокнула меня в щеку. В день своей свадьбы она выглядела совсем ребенком – резвым, шаловливым и естественным. Чуть позже я подумала, а почему я испытала чуть ли не страх, когда мальчик позвал меня танцевать? Но ответа на этот неприятный мне вопрос я не находила.
Николаос отвел молодым три смежные комнаты на втором этаже. Комнаты эти красиво убрали, там было изящно и уютно. Я поднялась туда, все мне понравилось, но почему-то грустно сжалось сердце.
Когда совсем стемнело, молодые ушли к себе. Музыкантов отпустили. Гости разошлись. Мы с Николаосом остались одни в саду под деревьями. Мы сидели за столом и молча смотрели на бокалы и блюда, на яблоки и вино. Я знала, что о молодых Николаос уже позаботился, он начал вести переговоры о покупке и новой отделке дома на соседней улице, тогда у юной пары будет все – мебель, ковры, слуги.
– Я думаю, что-то даст и Анхелита, – заметила я, теребя бахрому скатерти.
– Она полюбит Чоки и будет рада счастью Селии. На это нечего было возразить.
– Когда ты едешь? – спросила я.
– Теперь уже решено точно – через два дня.
Я тяжело вздохнула. Я робела перед этими, еще предстоящими испытаниями.
– Не тревожься заранее, – попросил Николаос.
– Ты хочешь сказать мне, что все будет хорошо? – я грустно улыбнулась.
– Именно это и хочу сказать, – он улыбнулся в ответ.
Но о своей потаенной странной тоске я ничего ему не сказала.
На следующий день молодые поздно сошли вниз. Было такое ощущение, что они совершенно поглощены друг другом и хотят быть наедине. Но я сама не понимала, что со мной. Почему мне так больно? Я уехала за город с Пересом и вернулась лишь к отъезду Николаоса.
Мы простились и я пожелала ему доброго пути и счастливого возвращения.
Но мне не хотелось оставаться в этом доме, с этими счастливыми детьми. Но ведь их счастье радовало меня. И все же мне хотелось быть подальше, знать издали, что им хорошо. Я пыталась понять, что со мной, но пока не могла.
Я прожила несколько дней у Переса. Наконец мне показалось что эта странная тревожная тоска, мучившая меня, улеглась. Я почувствовала, что соскучилась о Селии и Чоки. Я захотела увидеть их, услышать их голоса, поговорить, вдохнуть этот свежий аромат юности и счастья.
Но, должно быть, мне все же не следовало возвращаться.
Глава сто шестьдесят седьмая
Сначала, кажется, все шло хорошо. Меня радостно встретили. Они были счастливы и добры и хотели всех вокруг видеть счастливыми, а прежде всего – близких, и, значит, меня.
Прошло совсем мало времени, а Селия так похорошела и расцвела, она и вправду из прелестного тугого розового бутона превратилась в роскошный пышный цветок. Этим золотисто-пышным расцветом она напомнила мне меня в юности. Но она, конечно, была прелестнее, в ней чувствовались мягкость и утонченность, осознанное желание быть доброй; она была прекрасно образованна и отличалась тонким и парадоксальным умом. Я смотрела на эту красавицу и думала, что немногим аристократам и богачам выпадает иметь подобную супругу, да и кто из королей и прочих власть имущих мог бы похвастаться такой возлюбленной. Вот это сокровище досталось безродному мальчику, бывшему рабу, выходцу из далеких и, быть может, диких земель… Но с другой стороны, была я возлюбленной короля и знала других его любовниц и его придворных и родственников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144