– А я уже почти жалею тебя.
– Ну да, если ты вообще способен что-нибудь чувствовать.
– Да способен, неужели ты не понимаешь? Я люблю свою жену.
– Ее гонорар?
– Не ее гонорар. Это совсем другое.
– Тогда зачем тебе нужна я, Саймон?
– Я не могу справиться с ней один.
– Пять футов два дюйма – такая женщина для тебя чересчур?
– Сейчас нужно сделать кучу денег. Не знаю, напишет ли она когда-нибудь второй роман. Не знаю, насколько она стабильна.
– Поэтому ты просишь меня обобрать эту ненормальную, перед тем как ты выкинешь ее в помойку?
– Я прошу тебя помочь мне обеспечить будущее «Пигмалиона», у которого, как ты, возможно, помнишь, все еще долгов на четыреста тысяч и который, как ты, вероятно, тоже помнишь, по-прежнему является основным источником твоего дохода.
– Ты просишь меня обобрать ее ради моего собственного блага? Как мило.
– Это будет ради всех нас. Я говорил тебе, что случилось с ней в медовый месяц.
– Ты прав. Тебе действительно нужна моя помощь.
– Спасибо, Жанель.
– Начнем с управления продуктом.
– С книги?
– С девчонки. Ты считаешь, что она нестабильна, потому что однажды дал ей валиум для успокоения?
– Не только. Она слишком много пьет.
– Как и Эрнест Хемингуэй. Это американская традиция.
– Я видел, как она курила в ванной. От нее пахло табаком.
– Еще полгода назад она была заядлой курильщицей. Она бросила ради тебя. Вполне естественно, что она…
– И она слишком озабочена. Ей надо слишком много меня.
– Научись имитировать оргазм, Саймон. Женщинам это помогает со времен райского сада.
– Я не об этом.
– Нет, ты об этом.
– А если она захочет детей?
– Не давай ей отвлекаться. У нее есть задача. Ее задача – писать романы. Твоя задача – никогда не давать ей об этом забыть.
– А если она забудет?
– Тогда она, вероятно, захочет детей, и кто знает?
– Ты не хотела детей.
– И до сих пор не хочу.
– Это нормально?
– Я – не твоя проблема.
– Думаешь, Анастасия – это проблема?
– Ты не хочешь знать, что я о ней думаю. Ты уже чертовски ясно дал это понять, Саймон.
– Значит, мы установим ей срок для завершения нового романа.
– Мы навяжем ей срок, определенный издателем.
– Мы обеспечим ей тишину. Изолируем ее. Удалим из ее жизни всех остальных, все средства информации.
– И людей типа Мишель. Она может вбить Анастасии в голову что угодно.
– Мы должны подготовить ее к жизни в обществе.
– То есть ты все еще хочешь хвастаться женой-писательницей?
– Ради галереи.
– Отчасти в этом ее ценность, – признала Жанель. – Мы это сможем, если я буду надзирать.
– Она тебе не нравится.
– Мне большинство людей не нравится. Я похожа на тебя, Саймон. Меня привлекает успех.
Саймон слез со столика, где просидел почти всю ночь. Накинул пиджак. Пересек комнату и посмотрел через щель в задернутых шторах на небо Нью-Йорка в свете нового дня. Сорока этажами ниже люди брели на работу, взвалив на плечи тяжесть новой недели. Солнце достигало их только молвой, что разносилась по отражениям в стеклянной коже небоскребов Парк-авеню.
– Думаешь, она уже проснулась? – теперь уже шепотом спросил Саймон у самого уха Жанель.
– Еще есть время, – сказала она.
– Я лучше проверю, – сказал он.
Она пожала плечами, но он уже возился с задвижками и цепочками на закрытой двери.
– Делай что хочешь, – сказала она. – Можешь меня не слушать.
Он сделал так, и он так не сделал. Он пошел к жене. Сдвинув в сторону табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ», которую повесил, уложив Стэси в постель, и открыл дверь своим ключом. Подошел на цыпочках.
Спит. Две таблетки аспирина на ночном столике, там, где он их и оставил. Стакан воды, полупустой. Она пила. Слышала что-нибудь?
– Анастасия? – спросил ее муж, не приближаясь. Потом ближе, чтобы не услышала Жанель: – Ты не спишь?
– Где… – спросила она слабым, непослушным после сна голосом. – Где твои туфли?
Несмытый макияж склеил ее губы, ее веки. Саймон принес теплую махровую мочалку из ванной. Наполнил стакан.
– Давно не спишь? – спросил он.
– Не помню. Где твои туфли?
Саймон вытер ей мочалкой лицо там, где она пропустила.
– Прими аспирин, – сказал он.
– Не нужен мне никакой аспирин.
– Тебе станет лучше.
– Мне хорошо.
– По тебе не скажешь.
– Я приму ванну.
– Важно, чтобы ты хорошо выглядела, Анастасия. На тебя смотрят люди. Я описать не могу, как это важно.
– Ты же сказал, что мне не нужно ехать в книжный тур.
– Не нужно. И никаких журналистов. Самое время писать, сколько угодно времени, при условии, что уложишься в срок.
– Но…
– Но тебя узнают люди. Куда бы ты ни пошла. Ты же не хочешь создавать у них неправильное представление.
– Какое представление?
– Если люди решат, что ты на куски разваливаешься, они вообразят, что ты больше ни на что не способна.
– И что тогда?
– Они перестанут интересоваться. Насладятся спектаклем и забудут.
– Они не забыли… Анну Каренину.
– Она была трагична.
– Они не забыли Офелию.
– Она была загадочна.
– Они выкинут меня из головы, Саймон?
– Да.
– Когда мое интервью с «Алгонкином»?
– У тебя не будет интервью с «Алгонкином». – Он вышел из комнаты, чтобы наполнить ванну. – Никаких журналистов, не забыла?
Она поднялась. Зашла к нему в ванную.
– Мне показалось, Фредди говорил…
– У Фредди нет права голоса. Важно, чтобы ты уложилась в срок согласно контракту, Анастасия. Я обсудил это с Жанель, и мы так решили.
– Твои туфли у нее? – Анастасия стояла перед Саймоном во вчерашней одежде, вернее – в платье, которое надела в Риме два дня назад.
Саймон попробовал рукой воду в ванне. Закрыл кран.
– Еле теплая, как тебе нравится. Залезай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103