— Снимите с нее цепи! — воскликнул Аброгастес, указывая на Гуту, которая по-прежнему лежала сбоку от скамьи, глядя в зал.
Один из надсмотрщиков поспешно подошел к рабыне, вытащил из-за пояса связку ключей и вставил один из них в массивный замок ее широкого, прочного ошейника. Звякнул металл, крепкие дужки замка разошлись, и плачущую, перепуганную Гуту по знаку Аброгастеса согнали с помоста, схватили за волосы и бросили на землю в центре зала. Она оказалась в трех-четырех ярдах от копья, которое теперь было поставлено наконечником вверх на грязный пол зала. Гута встала на четвереньки лицом к Аброгастесу и склонила голову, положив ладони на пол, стараясь сделаться как можно меньше и незаметнее.
— Поднимись! — приказал Аброгастес.
Гута в страхе поднялась, распрямила спину, вскинула голову, положила ладони на бедра. Она молчала, умоляюще глядя на своего повелителя.
— Смотрите, братья! — в ярости крикнул Аброгастес, указывая на рабыню. — Смотрите на ту, что когда-то была Гутой, жрицей тимбри!
За столами поднялся ропот, ибо многие знали, что Гута повинна в гибели Ортога — считалось, что именно она подбила его на предательство и мятеж.
— Как тебя зовут? — крикнул Аброгастес рабыне.
— Гута, — громко ответила она.
— Что это за имя?
— Это имя рабыни, данное мне господином!
— Кто твой господин? — продолжал спрашивать он.
— Вы — мой господин, Аброгастес, король дризриаков, народа алеманнов.
— Для чего ты живешь?
— Чтобы служить моим хозяевам с немедленной, безусловной покорностью и совершенством, — торопливо ответила Гута.
— Это она, — крикнул Аброгастес, обращаясь к распаленным его словами гостям, — обманом и лестью, обещаниями и лживыми пророчествами возбудила тщеславие Ортога, она подбила его на предательство, она побудила его к ужасному мятежу, она заставила его бросить дризриаков, свой родной народ, она уговорила его основать отдельное племя, от которого теперь не осталось даже названия!
Конечно, это уничтоженное мятежное племя называлось ортунгами. Название еще не забылось, но его не решались упоминать ни в присутствии Аброгастеса, ни в шатрах дризриаков. Ортунги были побеждены и рассеяны, будто трава по ветру. Разумеется, кое-где прятались остатки этого племени, продолжающие гордо называть себя ортунгами по праву принятия колец, а не предательства дризриаков. После резни в шатре на Тенгутаксихай Аброгастес, по совету своих приближенных, позволил раскаявшимся ортунгам вернуться в шатры дризриаков. Орудием его политики служил не только меч, но и оливковая ветвь.
— Разве измена — не худшее из преступлений? — крикнул Аброгастес.
— Да! — закричали несколько гостей.
— Нет! — громогласно возразил Аброгастес. — Подстрекательство к измене — вот худшее из преступлений!
Он указал на Гуту.
— Да! Да! — поднялся рев за столами.
Бывшие гражданки Империи, опустившись на колени рядом со столами, дрожали от ужаса.
— Пощадите, господин! — завопила Гута, бросаясь на усыпанный тростником пол.
— Что мы сделаем с ней? — громко спросил Аброгастес.
— Убьем! Убьем ее! — закричали воины. Кое-кто из них вскочил из-за стола. Остальные стучали по доскам. — Убьем!
— Это будет уроком всем, кто вздумает предать свой народ!
— Да! — дружно подхватили гости. Лежащая в грязи Гута протянула руки к Аброгастесу.
— Сжальтесь, господин! — умоляла она.
Теперь она хорошо понимала, почему в этот день ей не дали еды, не желая тратить ее понапрасну.
Огромное копье в руках двух мужчин возвышалось прямо позади рабыни.
— На колени! — приказал Аброгастес.
Гута в ужасе повиновалась, хотя едва могла удержаться, стоя на коленях — так ее била дрожь.
— Дайте, я сам перережу ей глотку! — орал один из мужчин, вскочив на стол.
— Нет, лучше я! — возражал другой.
Один из воинов подскочил к рабыне, грубо схватил ее за волосы, запрокинув голову, и приставил нож к ее шее. Он с надеждой смотрел на Аброгастеса, но тот приказал ему и всем остальным отойти.
— Ты была жрицей, верно? — спросил Аброгастес.
— Да, господин, — пролепетала Гута.
— Ты была священной девой?
— Да, господин.
— Для жрицы на тебе слишком мало одежды, — усмехнулся он.
— Да, господин.
— У нее клеймо! — захохотал кто-то из гостей.
Смех прокатился по всему залу.
— Смотри, позади тебя копье алеманнов! — сказал Аброгастес.
— Да, господин, — Гута на четвереньках повернулась лицом к копью.
— Иди к нему!
Она быстро приблизилась к копью, и, не дожидаясь принуждений, принялась в отчаянии целовать и лизать древко.
Смех усилился.
— Она неглупа! — сказал кто-то.
— Еще бы! — добавили с другого конца зала.
Вообще до этого копья не позволялось дотрагиваться свободным женщинам из народа алеманнов или других народов. Тем не менее рабыни, женщины вражеских народов могли оказывать ему почести, выражать покорность — так же, как облизывать ноги воинов. Эти действия символизировали ничтожность рабынь, являлись знаком полного подчинения, принятия и признания могущества и славы алеманнов.
— Повернись! — приказал Аброгастес.
Вся дрожа, Гута с трудом повернулась лицом к Аброгастесу.
— Сейчас решим, останешься ты в живых или умрешь, — с расстановкой произнес Аброгастес.
— Господин? — умоляюще переспросила Гута.
— Принесите весы!
Мужчины разразились довольными криками.
Принесли весы с большими, но мелкими чашками, которые, когда рычаг был прижат к земле и удерживался в таком положении, находились на высоте в половину человеческого роста над землей.
— Вставай! — скомандовал Аброгастес.
Гута неуверенно поднялась на ноги.
— Приведите музыкантов!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98