Она была существом, женственным до мозга костей, таким, что эта женственность вызывала в нем благодатную, сияющую, глубокую и порочную страсть. На мгновение она почувствовала суть всепоглощающей любви, послушания и служения, глубокую чувственность существа, которое всего-навсего принадлежит и обязано под угрозой ужасного наказания быть усердным, возбужденным, преданным и самоотверженным. С трудом пытаясь сопротивляться самой себе, она чувствовала себя просто женщиной — настоящей, истинной женщиной до последней клетки, до самых своих основ.
Как поспешно она изгнала подобные мысли из своей головы! Как внезапно возненавидела мужчин! До чего же отвратителен был ей таинственный, всесильный Иаак в черной одежде, третейский судья! А еще больше она ненавидела рабынь, планету, всю Империю, все на свете!
Она родилась в благородной семье, принадлежала к высочайшему роду, к аристократии!
Вдруг она вспомнила о своей горничной: чертова девчонка! С каким удовольствием она избила бы свою горничную!
В эту минуту она увидела неподалеку девушку, которую выслали из комнаты вскоре после того, как туда вошла она, патрицианка, и третейский судья начал обсуждать с ней чрезвычайно деликатное и требующее осторожности дело.
Девушка в белом шерстяном платье без рукавов свернулась комочком на циновке у стены, подальше от дверей комнаты, которые, на всякий случай, были довольно толстыми, с мощными косяками, и, разумеется, не пропускали ни единого звука.
Когда патрицианка вышла из двери, девушка в белом встревожилась, но затем поспешно опустилась на циновку, прижала голову и растопыренные ладони к полу.
— Эй, ты! — небрежно позвала патрицианка.
Девушка бросилась вперед и опустилась перед ней на колени, опять прижав голову и ладони к полу.
— Госпожа? — настороженно и вопросительно пробормотала девушка.
— Ты умеешь выполнять работу горничной? — сердито спросила патрицианка.
— Нет, госпожа! — испуганно ответила девушка. Патрицианка издала раздраженное и нетерпеливое восклицание:
— Мне надо одеться. Ты в состоянии помочь мне?
— Я постараюсь, госпожа, — пролепетала девушка.
Через несколько минут с помощью девушки, которая оказалась весьма искусной помощницей, патрицианка была полностью одета.
С прической они ничего не могли поделать — на нее требовалось затратить несколько часов, но вместе им удалось спрятать волосы под мудреный головной убор из золотой проволоки и расшитой драгоценностями кожи. В темноте вряд ли можно было заметить, что волосы патрицианки не прибраны.
— Ты, конечно, никогда прежде не была горничной у дамы? — спросила патрицианка, разглядывая себя в одно из зеркал.
— Нет, госпожа, — ответила девушка, вновь опускаясь на колени.
— Платье, которое на тебе — это ведь вся твоя одежда, верно?
— Да, госпожа. Простите, госпожа, — прошептала девушка.
— А ты хорошенькая, — снисходительно произнесла патрицианка.
Хотя платье девушки было свободным и доходило до самых щиколоток, под ним ясно различались грациозные округлые формы, к тому же вырез у ворота, который был сделан ниже, чем требовалось, недвусмысленно обнажал прелестную, упругую грудь.
— Спасибо, госпожа.
— Ты не служила горничной и тем не менее, похоже, знакома с ухищрениями и особенностями дамского туалета, — заметила патрицианка.
— Простите, госпожа, — повторила девушка.
— Как интересно, — протянула патрицианка. Девушка в страхе прижалась лицом к полу.
— Посмотри на меня, — приказала патрицианка.
Девушка робко подняла голову, но не осмелилась поднять глаза над вышитым воротником платья женщины, стоящей перед ней.
— Посмотри мне в глаза, милочка, — ласково попросила патрицианка.
С робкой благодарностью девушка выполнила просьбу.
И тут патрицианка изо всей силы отвесила ей яростную пощечину. Слезы хлынули из глаз девушки. Она непонимающе взглянула на патрицианку.
— Разве ты не знаешь, — насмешливо проговорила патрицианка, — что ты не смеешь смотреть в глаза таким, как я, пока не получишь позволение?
— Простите, госпожа, — с дрожью проговорила девушка, прижимая лицо к полу, как делала прежде.
— Ложись на живот, — приказала патрицианка. — Целуй мне ноги!
Девушка немедленно повиновалась.
Патрицианка отшвырнула ее в сторону ногой. Девушка упала на бок, корчась от боли, но не осмелилась поднять глаза на ту, что только что ударила ее.
— Рабыни — отвратительные твари, — сказала свободная женщина.
— Да, госпожа! — подтвердила девушка, не поднимая головы.
Шурша платьем, свободная патрицианка обошла ее и покинула комнату.
«Как унизили меня, — не переставала думать она. — Как я изобью сегодня свою горничную, эту болтливую тварь!»
Конечно, ее горничной теперь была рабыня — таковы оказались последствия ее неудач, истощения средств и расточительного образа жизни.
Машина ждала патрицианку у дворца.
Вскоре после ее отъезда в прихожей зазвенел колокольчик, и рабыня, которую звали Елена, поспешила в комнату, где опустилась на колени перед третейским судьей, выражая покорность.
— Ты плачешь, — заметил он.
— Простите, господин.
— Наша гостья ушла?
— Да, господин.
— Ступай в спальню, — приказал он. — Подготовь все для удовольствия, а затем садись на цепи, обнаженной, у края кровати.
— Да, господин! — воскликнула она, и не спрашивая позволения, подползла и благодарно поцеловала ему ноги.
Вскоре она выбежала из комнаты.
Из окна его спальни она увидела, как темная закрытая машина покидает двор.
Рабыня перевела взгляд на браслеты и ошейник — все они были открыты. Она оглядела комнату, чтобы убедиться, что все готово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98