Случилось непоправимое. В трех топливных отсечках начала повышаться те
мпература. Сжиженный атомарный водород быстро разогревался. Это означа
ло, что атомы водорода соединяются в молекулы, выделяя тепловую энергию.
Реакция ускорялась, превращаясь в цепную. Поглядывая на шкалу топливног
о термометра, Шатов декламировал:

Я побывал на самом дне глубин
.
Взлетал к Сатурну. Нет таких кручин,
Нет тех сетей, чтоб я не мог распутать…

И мрачно добавлял:
Ц Впрочем, есть. C весьма прозаическим названием Ц экзотермическая рек
омбинация атомарного водорода.
Мы перепробовали все: интенсивное охлаждение, добавки стабилизаторов, о
блучение ультразвуком. Но температура топлива повышалась. Грозил взрыв.

И тогда Шатов принял единственно возможное решение. Мы включили топливн
ые насосы и опорожнили три отсека из пяти оставшихся. Это было сделано во
время. За «Стрелой» вспыхнул гигантский газовый шлейф, причудливо отсве
чивающий изумрудно-оранжевыми полосами.
О возвращении на Землю нечего было и думать.
После многочасового спора, вконец загнав вычислительную машину, мы отыс
кали экономическую траекторию, ведущую к Марсу, ближайшей планете.
Ц Марс Ц это люди, это настоящая тяжесть, это музыка, это настоящие земн
ые котлеты и настоящее земное пиво, Ц говорил Шатов, поднимая флягу с нас
тойкой хлореллы. Ц «В честь Марса Ц кубок, алый наш тюльпан…» Так или по
чти так сказал старик Омар…
Однажды Шатов разбудил меня ночью (соблюдая традицию, мы вели счет време
ни по Москве).
Ц Быстренько надевайте комбинезон, штурман. Я вам кое-что покажу.
Шатов говорил тихо, почти шепотом. Меня мгновенно охватило тревожное ощу
щение близкой опасности.
Мы прошли в центральный пост. Шатов включил пневматический пускатель, и
металлические шторы нижнего иллюминатора начали медленно раздвигатьс
я.
Этот иллюминатор мы не открывали почти с самого отлета. Зрелище звездной
бездны под ногами не из приятных. К нему нельзя привыкнуть.
Шторы медленно раздвинулись. В провале иллюминатора появилось черное н
ебо и большой серп Марса. Но на этом серпе не было ничего: ни привычной сет
ки каналов, ни темно-синих «морей» Ц низменностей, заросших марсиански
м кустарником ареситой, ни желто-красных пустынь. Громадный, занимавший
четверть неба Марс был подернут плотной голубой дымкой.
Ц Ну, штурман, что вы скажете? Ц вполголоса спросил Шатов. Ц Не кажется
ли вам, что мы открыли новую планету?
Я попытался найти реальное объяснение. Погрешности в оптической систем
е иллюминатора? Но звезды были видны очень ясно. Песчаные бури на Марсе? Но
они никогда не захватывают всю планету, от полюса до полюса. Какое-нибудь
электрическое явление в атмосфере Марса, например полярные сияния? Но о
ни не могут быть такими интенсивными.
Ни одно из моих предположений не выдерживало критики. Шатов иронически д
екламировал Омара Хайяма:

Что там, за ветхой занавеской
тьмы?
В гаданиях запутались умы…
Когда же с треском рухнет занавеска,
Увидим все, как ошибались мы.

Впоследствии я часто вспоминал это четверостишие. Оно оказалось пророч
еским. Но кто мог знать, что впереди нас ожидает самое большое испытание?

Склонившись над иллюминатором, мы долго смотрели на загадочный голубов
атый серп.
«Стрела» подходила к Марсу с неосвещенной стороны. В последующие трое су
ток уже нельзя было наблюдать Марс. Но с того момента, как мы увидели узкий
голубоватый серп, нас уже не покидало острое чувство близкой и неотврат
имой опасности. По-видимому, сказывалось громадное нервное напряжение о
т восемнадцатимесячного полета. Мы стали раздражительными, неразговор
чивыми. Во время дежурств в центральном посту я наглухо закрывал смотров
ые щели: вид черного неба с немигающими, словно нарисованными звездами в
ызывал у меня щемящую тоску.
Последние сутки перед посадкой мы почти не спали. Раздражительность вне
запно сменилась крайней предупредительностью. Мы оживленно разговарив
али, помогали друг другу собирать личные вещи, вместе готовили прощальны
й ужин (тушеная хлорелла с салатом из свежей хлореллы).
За два часа до посадки Шатов отдал команду: «К пульту!» Ц и мы прошли в цен
тральный пост.
С шумом захлопнулась тяжелая крышка люка. Корпус «Стрелы» задрожал от бе
шеной пульсации тормозных двигателей.
Кому из астронавтов не знаком этот неистовый рев тормозных дюз! Очень бл
изкий, все нарастающий, яростный, он пронизывает планетолет, прорывается
сквозь тяжелые экраны центрального поста, бросает в дрожь стрелки прибо
ров, заставляет вибрировать штурвал. Но грубый этот рев лучше всякой муз
ыки. Кажется, что планетолет ожил и восторженно приветствует землю. «Кон
ец пути! Конец пути! Ц надрываясь, ревут дюзы. Ц Конец пути!…» Шатов масте
рски вел «Стрелу». Я видел: ему трудно. Плохо повиновались газовые рули; дю
зы, исковерканные метеорами, создавали момент, вращающий «Стрелу» вокру
г продольной оси; обзорный локатор не работал. И все-таки Шатов уверенно в
ыводил планетолет в режим планирования.
Я провел полтора года с Шатовым, изучил его (так мне казалось) до тонкостей
. Однако, признаюсь, я впервые видел своего друга таким. Аксельрометр пока
зывал двойную перегрузку, тяжесть глубоко втиснула меня в кресло, но Шат
ов сидел в свободной, непринужденной позе. На его лице светилась азартна
я улыбка, глаза поблескивали. Движения рук, скупые и точные, были в то же вр
емя окрыленными.
Да, именно окрыленными Ц я нашел нужное слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90