А спина у него
внизу.
- А вы откуда знаете? - это я голос подаю. Железный обруч, едущий
впереди, поворачивает голову с веселым удивлением:
- Так тебе рот не затыкали? У, лентяи, и ты тоже хорош, помалкивает
себе, я думал, все в порядке. Чего не орал-то?
- А кто внимание обратит? Бестолку.
- Понятливый, молодец. Кермен понятливых любит...
- А кто такой этот Кермен, и вообще, что со мной будет?
- Да ты еще и любознательный к тому же! Ладно, тебе не вредно заранее
понять все.
Всадник с железным обручем равняется со мной и довольно добродушно
принимается рассказывать - довольно странное положение собеседников: я
вверх тормашками, шею напрягаю, чтобы голова не болталась, и он, гордо на
коне сидящий.
- Кермен - это наш главный знаток древних подземелий. Кто оттуда
живым выходит, того к нему. Он расспросит подробно, вспомнить все
заставит, а потом - кого опять в ходы, кого отпускает, сначала, конечно,
позаботившись, чтоб болтовни не было, ну а кого и... чтобы чисто было,
словом. А как до тебя добрались - ну уж тебе-то не знать грех, ты ж из
видящих. Все понял?
Я понял не все, но решаю, что у собеседника хватит добродушия
ненадолго, и почитаю за лучшее разговор завершить. Мимо проплывают
масштабные печи, груды руды, а может, пустой породы, складские постройки -
деловой пейзаж, словом. Работа идет вовсю, дым поднимается столбами, но на
нашей дороге кто б ни попался, никто даже взгляда не кидает, хотя на
совсем слепых здешние работники не похожи - идут уверенно, да и работают
тоже.
Процессия наша пересекает долину поперек, и начинается длинный,
нудный подъем в гору - широкие зигзаги, повторяющиеся с ритмичностью
качающегося маятника. Догнавшая основную группу телега с факельщиками
ползет рядом, и мелкие без азарта перебраниваются на ирчисленге с
незнакомым акцентом. Висеть пузом вверх дело весьма неприятное, веревки
под моим собственным весом в кожу врезаются и давят, и когда в середине
дня, чуть не доходя гребня, объявляется привал и тролли кладут меня на
камень, я чувствую себя как бы уже и развязанным. Мелкие радости на этом
не кончаются. Один из всадников не особо заботливо сует мне в рот свою
фляжку, а потом такую конструкцию: лепешка сверху, хлеб снизу, а между
ними слой мяса с остро пахнущей приправой. Кормилец сидит, развалясь ко
мне спиной, опершись на валун и свесив руку с кормом в мою сторону, и я,
извиваясь червяком, обгладываю угощение под радостных хохот развлекающейся
зрелищем мелкоты. Мне на них плевать - хотя бы потому, что я сейчас играю
роль понятливого, но все же быдла, да и жрать элементарно хочется, и я
продолжаю трапезу на воздухе. Возиться с подаянием приходится весь привал,
а последние куски я сглатываю уже на весу - тролли снова шагают, как
заведенные. На перевале застава - четверо с копьями, но одного взгляда на
нас хватает, чтобы заставить сих достойных стражей отшатнуться и застыть в
почтительных позах. Следующее межгорье сверху сначала кажется усеянным
пожарами, так сильно дымящими, что не видно света огня. Но чем дальше я
приглядываюсь, тем меньше доверия остается к пожарной гипотезе. Не дым
это, а скорее плотный серо-черный туман, лежит он во вполне определенных
местах, правильной формы покрывалам, размеры издалека не очень впечатляют,
но если сравнить с окружающим пейзажем, то получится нечто грандиозное.
Вот мне хорошо виден этакий куб или, как его там, параллелепипед,
поверхность ровная, как ножом резаная. Туман покачивается и плывет, но
форма сохраняется неизменно. А рядом можно разглядеть фигурки людей и
лошадей - кубик получается метров двести в длину и с полсотни в высоту.
Это образование стоит на склоне горы, так же накренено, и со дна долины
прямо в туман ведет дорога, хороший серпантин. А дальше в долине, сколько
же всего этого! И купола всякие, и кубы, и сложные формы. Сложные, и
какие-то искусственные, неживые. А кроме этих туманных клоков в долине
ничего почти нет - только скальные обломки, несколько речных промоин и
множество дорог, прочерчивающих этот хаос. Причем переходы от одного
тумана к другому надсыпаны над общим уровнем, а наша дорога петляет прямо
по дну ущелья, я это разглядел и получил пинок от всадника слева, ему мои
краеведческие инициативы не понравились. Последнее, что я успел разглядеть
- это как по дорогам ползут тяжелые фургоны, по четыре, а то и по шесть
лошадей запряжено в каждый, один фургон прямо в туман затащили - без
всяких церемоний, растворился в серости и все.
Тролли мерно шагают, солнце печет, я мерно покачиваюсь, руки из
суставов скоро выскочат. Спина, который час уже согнутая, болит, и я
потихоньку начинаю терять восприятие окружающего. Все вокруг постепенно
теряет свои очертания, мир становится все более бледным и белым - сознание
я теряю. Сколько это продолжается, я не знаю, но, видимо, долго, ибо в
себя я прихожу уже на дне долины, около двух валунов в человеческий рост,
опирающихся друг на друга, а дорога проходит рядом. Тролли стоят как
вкопанные, а остальной конвой как-то очень нервно топчется на месте, глядя
назад, то есть туда, куда я при всем желании повернуться не могу. И
вообще, весь обзор у меня ограничен - по бокам здоровенные камни, впереди
- мост под насыпную дорогу и еще одна насыпь. А беспокойство нарастает,
даже тролли начинают делать какие-то движения, и тут сзади раздаются звуки
наподобие собачьего ворчания, усиленного до размеров близкого грома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131