Должно же здесь быть хоть какое-то подобие тропинки! Но ничего похожего не было. Терезий скрывал свое прибежище настолько основательно, насколько это вообще возможно. Даже если здесь существовали тропки до того, как он попал в тюрьму, они уже давно заросли травой, а он не прилагал никаких усилий, чтобы снова их расчистить. Я постоял на отмели, пытаясь найти островки суши, которые смогут выдержать мой вес, когда я буду возвращаться назад, к реке, а потом направился к топи.
Я втянул в себя воздух, надеясь уловить запах дыма, но почувствовал только запах сырости и разложения. Пришлось идти через лес из дубов, железных деревьев, пахнущих смолой, шелковиц, увешанных темными спелыми плодами. Ниже, у самой земли, здесь росли папайя и ольха, перемежавшиеся с зарослями американского падуба. Все было так заплетено растительностью, что я мог видеть только что-то зеленое и коричневое — влажную, скользкую от опавшей листвы землю. В одном месте я чуть не угодил в паутину, сплетенную вязальщиком, в центре которой восседал, как маленькая темная звездочка, сам паук — хозяин и правитель своей собственной галактики. Этот обитатель болотных лесов был не опасен, но здесь водились и другие пауки, опасные. А я в последние месяцы своей жизни достаточно пострадал от всяких пауков. Я поднял с земли ветку, чтобы ею раздвигать кусты и ветви деревьев, преграждавшие путь.
Я шел уже около двадцати минут, когда увидел дом. Это был старый коттедж, построенный по простому плану (гостиная, прихожая, две комнаты по фасаду и одна в глубине), дополненный высоким крыльцом и длинной узкой пристройкой позади дома. Тяжелые рамы несли следы недавнего ремонта, и дымоход не так давно переложили, но с фасада дом по-прежнему выглядел таким же, каким был построен изначально, вероятно, в девятнадцатом веке, когда рабы, которые возводили плотины, решили остаться здесь, на Конгари. Я не заметил никаких признаков жизни: веревка для белья, натянутая между двумя деревьями, была свободна, изнутри не раздавалось никаких звуков. В задней части дома располагалась небольшая пристройка, где, вероятно, находился генератор.
Я поднялся по грубо высеченным ступенькам на крыльцо и постучал в дверь. Никто не ответил. Я подошел к окну и прижался лицом к стеклу. Внутри я увидел стол с четырьмя стульями, старый диван, легкий стул и небольшой закуток, служащий кухней. Одна дверь вела в спальню, вторая — в узкую пристройку. Эта дверь оказалась закрыта. Я постучал еще раз, потом обошел дом вокруг.
Где-то на болотах раздался выстрел, звук гулко разнесся во влажном воздухе. Должно быть, охотники, подумал я.
Окна в пристройке были замазаны краской. Сначала мне показалось, что они завешены темными занавесками, но, подойдя ближе, я увидел полоски, которые остались от кисти, водившей по стеклу. В конце стены была дверь. В последний раз я постучал и подал голос, перед тем как попытаться повернуть ручку двери. Дверь открылась, и я вошел в комнату.
Первое, на что я обратил внимание, запах. Похоже, пахло лекарством, хотя я различил и запахи каких-то трав и цветов, которые преобладали в нем над запахами фармацевтических продуктов и антисептиков. Казалось, он заполняет всю длинную комнату, в которой стояли койка, телевизор, несколько дешевых книжных полок, не обремененных ни единой книгой. Здесь пылились стопки старых журналов, посвященных сериалам, мыльным операм, и мятые, зачитанные журналы «Люди и знаменитости».
Все свободное пространство на стенах занимали фотографии, вырезанные из журналов. Это были модели и актрисы; в одном углу неизвестный устроил что-то подобное храму Опры. Большинство женщин на фотографиях были негритянки: я узнал Холли Берри, Анджелу Бассетт, солисток вокальных групп, Джаду Пинкетт Смит и даже Тину Тернер. Над телевизором висели три или четыре фотографии со страниц местной светской хроники. На каждой была одна и та же особа: Марианна Ларуз. Фотографии покрывал тонкий слой древесной пыли, но затемнение на окнах не дало им пожелтеть. На одной фотографии Марианна смеется, стоя в кругу прелестных молодых девушек во время выпускного вечера. На другой она снята во время благотворительной акции, на третьей — на приеме, устроенном Ларузами, чтобы увеличить фонды Республиканской партии. На каждом снимке красота юной Марианны Ларуз заметно выделяла ее среди всех.
Я подошел ближе к койке. Запах медикаментов здесь усилился, и белье было покрыто темными пятнами, как каплями кофе. Здесь были и более светлые пятна, некоторые из них напоминали кровь. Я осторожно дотронулся до простыни — пятна были влажными. Я отошел и разыскал небольшую ванную и источник запаха. Раковину заполняла плотная коричневая субстанция, имевшая консистенцию клея для обоев, которая стекала тягучими каплями с моих пальцев, когда я решил рассмотреть это и поднес руку к глазам. Здесь же оказалась отдельно стоящая ванна с поручнем, приделанным к стене, и вторым поручнем, который оказался привинчен к полу. Интерьер дополнял чистый туалетный столик, а пол был тщательно, мастерски отделан дешевой плиткой.
Зеркала в ванной не было.
Я вернулся обратно в комнату и проверил дверь в туалет, располагавшийся отдельно. То, что казалось белыми и коричневыми тряпками, лежало, покрытое пылью, на полу и шкафах, но и здесь я не нашел зеркала.
Снаружи опять послышались выстрелы, теперь ближе. Я совершил обзорный обход дома, отмечая мужскую одежду в шкафу в спальне и женскую, дешевую и устаревшую, которая была упакована в старый морской сундук; консервы на кухне; начищенные кастрюли и сковороды. В углу возле дивана я нашел раскладушку, но она была покрыта пылью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122