Грязный ниггер с пистолетом на парковке у таверны Малыша Тома! В жизни было немного аспектов, по которым Верджил Госсард имел вполне осмысленное мнение, и одним из них были ниггеры с пистолетами. Проблема заключалась в том, что в стране было не так много пистолетов, но слишком уж много их находились в руках неправильных людей, и совершенно определенно этими неправильными людьми были ниггеры. Верджил полагал, что белым пистолеты были нужны, только чтобы защитить себя от всех этих ниггеров с пистолетами, в то время как нигтерам — чтобы палить в таких же ниггеров и, если приспичит, в белых. Так что единственным выходом было бы отобрать у ниггеров пистолеты, и тогда станет меньше белых парней с пистолетами, потому что им нечего будет бояться, плюс ниггеры будут меньше друг в друга стрелять, так что уровень преступности понизится. Все просто: ниггеры — это не те люди, которым можно давать в руки оружие. Вот сейчас, как понимал Верджил, один из этих ниггеров наставил один из попавших не в те руки пистолетов на него, и Верджилу это никак не нравилось. Это как раз подтверждало ту же мысль: ниггерам оружие ни к чему...
Пистолет вопросительно надавил Верджилу на череп, и голос спросил:
— Ты хоть в курсе, что говоришь вслух?
— Черт! — ляпнул Верджил в сердцах и на этот раз себя услышал.
* * *
Первая машина поворачивает в поле и едет в гору, старый дуб отбрасывает в свете ее фар тень, которая разрастается на земле, подобно луже темной крови. Из машины выходит мужчина и открывает дверь для женщины. Им обоим за сорок, у них грубые лица, и они носят дешевую одежду, которую так часто чинили, что фабричная кожа затерялась среди бесконечных заплаток и швов. Мужчина достает из багажника соломенную корзину, ее содержимое аккуратно накрыто красной клетчатой салфеткой. Он передает корзину женщине, достает ветхую простынь и расстилает ее на земле. Женщина усаживается на нее, подобрав под себя ноги, и снимает салфетку. В корзине лежат четыре куска жареной курицы, четыре сливочных рулета, миска салата и две бутылки домашнего лимонада, а еще две тарелки и две вилки. Она протирает тарелки салфеткой и кладет их на простыню. Мужчина устраивается возле нее и снимает шляпу. Вечер выдался теплый, и комары уже вышли на охоту. Он прихлопывает одного и внимательно разглядывает на ладони то, что от него осталось.
— Вот сука! — досадливо восклицает он.
— Следи за собой, Эсу, — откликается женщина, поджимая губы, попутно раскладывая еду по тарелкам и убеждаясь в том, что мужу достанется лучший кусок, ведь он хороший, работящий мужик, хоть политесу и не обучен.
— Да ладно тебе, — говорит Эсу, принимая от нее тарелку с курицей и салатом, а она лишь растерянно качает головой, сожалея о манерах человека, за которого когда-то вышла замуж.
Позади них уже паркуются новые машины. В них и пары, и старики, и мальчишки лет пятнадцати-шестнадцати. Некоторые приезжают на грузовиках, другие на больших «бьюиках», «доджах», «фордах-мэйнлайнах» и даже старых добрых «кайзерах» — каждая из машин старше семи-восьми лет. Они делятся едой и пьют пиво, приветствуют друг друга рукопожатиями и хлопками по спине. Вскоре на Адас-Филд собираются больше сорока легковых машин и грузовиков, и все они освещают своими фарами старый дуб. Сейчас здесь уже около сотни людей, и они все прибывают.
Редко появляется возможность так вот собраться. Славные годы «негритянского барбекю» давно ушли, и старые законы не могут устоять перед влиянием извне. В этих краях еще можно найти людей, хранящих память о линчевании Сэма Хоса в Ньюмене в 1899, когда были организованы специальные туристические поезда, чтобы почти две тысячи человек со всей страны смогли лицезреть, как народ Джорджии расправляется с ниггерами-насильниками и ниггерами-убийцами. И совершенно не важно, что Сэм Хос никого не насиловал, а убил только плантатора Крэнфорда, и то в порядке самообороны. Его смерть должна была послужить назиданием для остальных. Они кастрировали его, отрезали пальцы и уши и содрали кожу с лица, прежде чем прибегнуть к маслу и факелу. Толпа дралась за его кости, растаскивая их на сувениры. Сэм Хос стал одной из пяти тысяч жертв публичных линчеваний. Некоторые из них, как говорили, были насильниками, некоторые — убийцами. А потом были те, кто просто много болтал или бессмысленно угрожал, когда должен был держать рот на замке. Подобные разговоры сулили большие проблемы. Они сопровождались ненужными спорами, а нет лучше способа заставить человека замолчать, чем канистра и спичка.
Да, славные были деньки.
Сейчас около половины десятого. Они слышат шум трех подъезжающих грузовиков, и оживленный ропот пробегает по толпе. Все головы разом поворачиваются, когда свет прорезает поле. В каждом грузовике, по крайней мере, шесть человек. В кузове центрального автомобиля — это красный «форд» — сидит высокий чернокожий человек со связанными руками. Его мускулы выступают, словно дыни в мешке, на лице кровь, а один глаз заплыл.
Он здесь.
Человек для «барбекю» здесь.
* * *
Верджил был уверен, что ему не жить. Длинный язык только что завел его в беду, скорее всего, последнюю в его жизни. Но милосердный Господь улыбнулся своему недостойному рабу, пусть не так широко, чтобы этот ниг... простите, бандит убрался. Вместо этого Верджил явственно ощутил дыхание чернокожего, когда тот заговорил, и даже запах его лосьона после бритья. Лосьон был дорогим.
— Еще раз произнесешь это — и ты покойник, так что, если хочешь последний раз с удовольствием помочиться, не теряй времени. Похоже, это будет последний раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122