— Ну, пока ты все же меня слушаешь, ты, возможно, услышишь и самое неприятное. Девушку звали Марианна Ларуз, она дочь Эрла Ларуза.
После этого я вспомнил кое-какие детали этой истории. Эрл Ларуз был одним из самых крупных промышленников и землевладельцев от Каролины до Миссисипи. Он владел плантациями табака, месторождениями нефти, шахтами, заводами. Ему принадлежала большая часть Грэйс-Фоллз — города, в котором он вырос. Только вряд ли вы прочитаете об этом господине на страницах газет, будь то светская или деловая хроника; не увидите вы его и рядом с кандидатами в президенты или конгрессменами. На него работало специальное PR-агентство, в задачу которого входило держать подальше от имени Эрла Ларуза и его дел всяких досужих журналистов и любопытствующую публику. Он дорожил своей частной жизнью и был готов платить немалые деньги за ее неприкосновенность, но смерть дочери невольно поставила жизнь его семьи под прицел фотообъективов. Жена Ларуза умерла несколько лет назад, но у него был еще сын — Эрл-младший, много старше Марианны. Странно, но никто из живых членов клана Ларуз не сделал никаких публичных комментариев по поводу смерти Марианны или приближающегося суда над ее убийцей.
А сейчас Эллиоту Нортону предстояло защищать человека, которого обвиняли в изнасиловании и убийстве дочери Эрла Ларуза, и ход событий, по всей вероятности, грозил адвокату стать второй по степени непопулярности (после своего клиента) персоной в штате Южная Каролина. Любому человеку, оказавшемуся втянутым в водоворот этого дела, предстояло пострадать — это очевидно. Даже если Эрл сам не собирался взять в свои руки бразды правосудия, было предостаточно людей, готовых на это, потому что он был один из них, плоть от плоти, кровь от крови, потому что из его денег им платили зарплаты и потому что, возможно, всемогущий Эрл улыбнется всякому, кто окажет ему небольшую услугу и покарает того, кто, как он верил, погубил его маленькую девочку.
— Прости, Эллиот. Это не совсем то, во что бы я хотел впутываться прямо сейчас.
На том конце провода повисла тишина.
— Я в отчаянии, — наконец произнес он, и это явно слышалось в его голосе: усталость, страх, отчаяние. — Моя секретарша уволилась в конце прошлой недели, потому что она не одобряет список моих клиентов, и скоро мне придется ездить за продуктами в Джорджию, потому что никто в ближайших магазинчиках мне и дерьма шакала не продаст.
Он почти кричал:
— Так что не надо мне говорить, что ты не хотел бы связываться с этим, так как ты якобы занят выборами в Конгресс или чем-то еще в таком роде, потому что мой дом и, может быть, моя жизнь под угрозой и...
Он недоговорил. В конце концов, что еще можно было сказать после этого. Я расслышал его глубокий вздох.
— Прости, — произнес он, — не знаю, почему я все это сказал.
— Да ладно, все в порядке, — ответил я, но это было не так — ни для него, ни для меня.
— Слышал, что ты готовишься стать отцом, — вдруг сказал он. — Это хорошо после всего, что случилось. На твоем месте я, наверно, тоже бы остался в Мэне и забыл, что какой-то придурок вызвонил тебя из ниоткуда и пытается втянуть в свой кошмар. Береги себя, Чарли Паркер. Присматривай за своей малышкой.
— Постараюсь.
— Ага.
Он отсоединился. Я отбросил трубку на стул, закрыл ладонями лицо. Пес свернулся калачиком у моих ног, кость зажата между передними лапами. Он никак не мог расстаться с ней, все возюкал и грыз, как младенец погремушку. Солнце так же освещало поверхность водной глади, и птицы все еще перелетали неспешно над водой, перекликались скользя между стеблями рогоза, но сейчас непрочная, хрупкая природа, которую я наблюдал, казалось, придавила меня невидимой тяжестью. Я поймал себя на мысли, что смотрю в сторону заброшенного сарая, где гнездились змеи, поджидая, когда на их дорожке окажутся грызуны или мелкие птицы. Ты можешь отступить прочь, притворяясь, что они ничем тебе не навредили и нет никаких причин с ними связываться. Если ты оказался прав, то можешь никогда больше с ними не встретиться, или существа больше и сильнее их сделают тебе услугу и разберутся с ними вместо тебя.
Но, возможно, ты вернешься в тот же домик и поднимешь те же доски, и там, где была дюжина змеенышей, окажутся сотни, и никаких старых шкафов, гниющих досок и прочей рухляди не хватит, чтобы удержать их. Потому что проигнорировать их или забыть о них не значит избавиться от них.
Им просто становится проще размножаться.
Днем я оставил Рейчел дома, а сам поехал в Портленд. Спортивный костюм и кроссовки лежали в багажнике, и я собирался отправиться в спортзал и немного поразмяться, но вместо этого пошел бродить по улицам, заглянул в антикварный «Букинист» на Конгресс-стрит, а потом в музыкальный магазинчик в Старом порту. Я прихватил новый альбом «Pinetop Seven» Bringing Home the Last Great Strike, копию Heartbreaker Брайана Адамса, Leisure and Other Songs группы «Spokane», потому что их солистом был Рик Алверсон, который раньше пел с «Drunk». Он писал такую музыку, которую хочется слушать, когда тебя подводят старые друзья или где-то на улице тебе встречается твоя бывшая подружка: она идет рядом с каким-то типом, их пальцы переплелись, и смотрит она на него так, как никогда смотрела на тебя.
Вокруг по-прежнему было полно туристов: остатки летнего наплыва. Вскоре листья станут менять окраску, и следующая волна туристов нагрянет полюбоваться на полыхающий костер природы, распростершийся на север до самой границы с Канадой.
Я злился на Эллиота, а еще больше на себя. То, что он рассказал, походило на сложный случай, но сложные случаи были частью моей работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122