Их пути пересекались, сплетались друг с другом в критические моменты истории штата и самих семей.
— Она знала, что парень, который был с Марианной, ее собственный племянник?
— Она не встречалась с ним до того, как умерла девушка. Я...
Он помолчал, потом продолжил:
— Я не знаю, о чем она думает, но она немного умеет читать. Она видела газеты, и, полагаю, она приходила смотреть на тюрьму иногда поздно ночью.
— Вы могли бы спасти его, — сказал я. — Если бы вы пришли с ней, вы могли бы спасти Атиса. Нет такого суда, который обвинил бы ее в убийстве. Она безумна.
— Нет, я не мог этого сделать.
Он не мог этого сделать, потому что тогда он не смог бы продолжать карать насильников и убийц женщины, которую когда-то любил. В конечном счете ради мести он был готов пожертвовать жизнью своего собственного сына.
— Вы убили остальных?
— Мы оба, вместе.
Он спас ее и держал в безопасном месте, потом убивал ради нее и памяти о ее сестре. Он, таким образом, отказался от собственной жизни ради них.
— Все произошло так, как должно было случиться, — сказал он, как будто угадывая ход моих мыслей. — И это все, что я могу сказать.
Я снова принялся грести, оставляя на воде следы; капли падали обратно в реку в каком-то безжизненном ритме. Все это было похоже на то, что я как будто бы замедлил течение времени, растягивая каждый момент и делая его все длиннее и длиннее, пока, наконец весь мир не остановится. Весла застывали в момент, когда врезались в воду, как птицы, пойманные в момент взмаха крыльями. Комары казались соринками пыли, приклеившимися к рамке на картине. И казалось, что мы никогда не продвинемся вперед. Мы никогда не выберемся из этой темной ловушки, которая пахнет моторным маслом и отбросами. Память о вспыхнувшем тогда пожаре останется лишь в виде черных полос на камнях, лежащих вдоль русла реки.
— Их осталось только двое, — в какой-то момент сказал Терезий. — Лишь двое, и все будет кончено.
Я не мог понять, то ли он разговаривает сам с собой, то ли говорит это мне, то ли кому-то невидимому. Я взглянул на берег, ожидая увидеть, как она следит за нашим продвижением вперед, женщина, снедаемая болью. Или ее сестру с разбитой челюстью и головой, с дикими глазами, горящими огнем ярости при виде языков пламени, которые охватывают ее сестру.
Но здесь были только тени деревьев, темнеющее небо и вода, сверкающая в отдельных проблесках лунного света.
— Мы выйдем здесь, — прошептал он.
Я направил лодку к левому берегу. Когда она ткнулась в берег, послышался мягкий всплеск — это Терезий спрыгнул с лодки. Он подал мне знак, чтобы я двигался к деревьям, и я пошел. Мои брюки намокли, и грязная вода хлюпала в ботинках. Я был весь искусан комарами, лицо горело, а обнаженные спина и грудь нестерпимо чесались.
— Откуда вы знаете, что они будут здесь? — спросил я.
— О, они придут сюда, — сказал он. — Я пообещал им две вещи, которых они хотели больше всего: ответ на вопрос о том, кто убил Марианну Ларуз...
— И?
— И вас, мистер Паркер. Они решили, что вы живете уже слишком долго и в вас отпала необходимость. Этот мистер Киттим, как я прикидываю, собирается вас похоронить.
Я знал, что это правда. Похоже, Киттим планировал сыграть последний акт драмы, которую они задумали. Эллиот вытащил меня сюда, якобы чтобы я выяснил все об обстоятельствах гибели Марианны Ларуз с целью защитить Атиса Джонса. Но в действительности (и по договоренности с Ларузами), чтобы я выяснил, не связано ли убийство Марианны с тем, что происходит с шестью мужчинами, которые изнасиловали сестер Джонс, убили одну из них и подожгли другую. Мобли работал на Боуэна и, я предполагал, в какой-то момент проговорился. От него Боуэн узнал об этом давнем групповом преступлении, что и дало ему возможность использовать Эллиота и, вероятно, Эрла-младшего тоже. Эллиот меня заманил, а Киттим уничтожит. Если бы я сумел выяснить, кто стоит за убийствами до своей смерти, тем лучше. Если бы не узнал, то все равно бы не дожил до момента, когда смог бы получить свой гонорар.
— Но вы, конечно, не собираетесь отдать им Мелию, — предположил я.
— Нет, я собираюсь их убить.
— В одиночку?
Его белые зубы сверкнули.
— Нет, — сказал он. — Я же говорил, что не мщу один.
Здесь все было так, как описывал Поведа, несмотря на прошедшие годы. Вот поваленный забор, возле которого я был раньше, и надпись «Нет прохода». Вот ямы — некоторые замаскированы растительностью, другие настолько огромные, что в них лежат целые деревья, упавшие туда. Мы шли около пяти минут, когда я почувствовал в воздухе резкий химический запах, который и поначалу показался очень неприятным, а, когда мы подошли ближе к яме, он начал раздирать ноздри и вызывал слезотечение. Всякий мусор был навален на земле, и ни ветерка, чтобы хоть немного развеять эту вонь. Здесь стояли остовы деревьев; их стволы, серые и безжизненные, отбрасывали тонкие тени на известковые плиты. Сама яма была около двадцати футов шириной и такая глубокая, что ее дно исчезало в темноте. Корни и сухая трава, свисающие по краям, тянулись вглубь, в тень.
Двое стояли у дальнего края ямы, заглядывая в глубину: один — Эрл-младший, второй — Киттим. Киттим первым почувствовал наше приближение, несмотря на сгущающиеся сумерки. Его лицо казалось бледным, даже когда мы остановились и взглянули на них с другого края ямы. Киттим едва взглянул на меня и обратил все свое внимание на Терезия.
— Вы узнаете его? — спросил он младшего Ларуза.
Эрл-младший покачал головой. Киттим, по-видимому, был недоволен его ответом, тем, что не получил точной информации, чтобы оценить ситуацию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122