Ч Картуша? Людовика Пятнадцатого? За которого из них вы желаете вступит
ься?
Воцарилось молчание. Епископ почти жалел о том, что пришел, и в то же время
он смутно ощутил, как что-то поколебалось в его душе.
Ч Ах, господин священнослужитель, Ч продолжал член Конвента, Ч вы не л
юбите грубой правды! А ведь Христос любил ее. Он брал плеть и выгонял торго
вцев из храма. Его карающий бич был отличным вещателем суровых истин. Ког
да он вскричал Sinite parvu-los
Пустите детей (лат.)
, то не делал различия между детьми. Он не постеснялся бы поставить р
ядом наследника Вараввы и наследника Ирода. Невинность, сударь, сама по с
ебе есть венец. Невинность не нуждается в том, чтобы быть «высочеством». В
рубище она столь же царственна, как и в геральдических лилиях.
Ч Это правда, Ч тихо проговорил епископ.
Ч Я настаиваю на своей мысли, Ч продолжал член Конвента. Ч Вы назвали и
мя Людовика Семнадцатого. Давайте же условимся. Скажите, кого мы будем оп
лакивать: всех невинных, всех страдающих, всех детей Ч и тех, которые вниз
у, и тех, которые наверху? Если так, я согласен. Но в таком случае, повторяю, н
адо вернуться к временам, предшествующим девяносто третьему году, и нача
ть лить наши слезы не о Людовике Семнадцатом, а о людях, погибших задолго д
о него. Я буду оплакивать вместе с вами королевских детей, если вы будете в
месте со мной оплакивать малышей из народа.
Ч Я оплакиваю всех, Ч сказал епископ.
Ч В равной мере! Ч вскричал Ж. Ч Но если чаши весов будут колебаться, пу
сть перетянет чаша страданий народа. Народ страдает дольше.
Снова наступило молчание. Его нарушил член Конвента. Он приподнялся на л
окте и, слегка ущемив щеку между указательным и большим пальцем, Ч машин
альный жест, присущий человеку, когда он вопрошает и когда он судит, Ч вп
ерил в епископа взгляд, исполненный необычайной, предсмертной силы. Он з
аговорил. Это было похоже на взрыв.
Ч Да, сударь, народ страдает давно… Но постойте, все это не то. Зачем вы при
шли расспрашивать меня и говорить о Людовике Семнадцатом? Я вас не знаю. С
тех пор как я поселился в этих краях, я живу один, не делая ни шагу за предел
ы этой ограды, не видя никого, кроме этого мальчугана, который мне помогае
т. Правда, ваше имя смутно доходило до меня, и, должен сознаться, о вас отзыв
ались не слишком плохо, но это еще ничего не значит. У ловких людей так мно
го способов обойти народ Ч этого славного простака. Между прочим, я поче
му-то не слышал стука колес вашей кареты. Очевидно, вы оставили ее там, за р
ощей, у поворота дороги. Итак Ч я вас не знаю. Вы сказали, что вы епископ, но
это ничего не говорит мне о вашем нравственном облике. Я повторяю свой во
прос: кто вы такой? Вы епископ, то есть князь церкви, один из тех парченосце
в и гербоносцев, которые обеспечены ежегодной рентой и имеют огромные до
ходы с должности. Диньская епархия Ч это содержание в пятнадцать тысяч
франков да десять тысяч франков побочных доходов, всего двадцать пять ты
сяч в год. Вы один из тех, у кого отличные повара и ливрейные лакеи, из тех, к
то любит хорошо покушать и ест по пятницам водяных курочек, кто выставля
ет себя напоказ, развалясь в парадной карете, с лакеями на передке и с лаке
ями на запятках, кто живет во дворцах и разъезжает в экипажах во имя Иисус
а Христа, ходившего босиком! Вы сановник! Ренты, дворцы, лошади, слуги, хоро
ший стол, все чувственные радости жизни Ч вы обладаете ими, как и ваши соб
ратья, и, подобно им, вы наслаждаетесь всем этим. Да, это так, но этим сказано
слишком много или слишком мало. Это ничего не гово?ит мне о вашей внутренн
ей ценности и сущности, о человеке, который пришел с очевидным намерение
м преподать мне урок мудрости. С кем я говорю? Кто вы?
Епископ опустил голову и ответил:
Ч Vermis sum. Я черв
ь (лат.)

Ч Земляной червь, разъезжающий в карете! Ч проворчал член Конвента.
Роли переменились: теперь член Конвента держался высокомерно, а епископ
смиренно.
Ч Пусть будет так, сударь, Ч кротко сказал он. Ч Но объясните мне, в како
й мере моя карета, которая стоит там, за кустами, в двух шагах отсюда, мой хо
роший стол и водяные курочки, которых я ем по пятницам, в какой мере мои дв
адцать пять тысяч годового дохода, мой дворец и мои лакеи доказывают, что
сострадание Ч не добродетель, что милосердие Ч не долг и что девяносто
третий год не был безжалостен?
Член Конвента провел рукой по лбу, словно отгоняя какую-то тень.
Ч Прежде чем вам ответить, Ч сказал он, Ч я прошу вас извинить меня… Я в
иноват перед вами. Вы пришли ко мне, вы мой гость. Мне надлежит быть любезн
ым. Вы оспариваете мои взгляды, Ч я должен ограничиться возражениями на
ваши доводы. Ваши богатства и наслаждения Ч это мои преимущества в наше
м споре, но было бы учтивее, если бы я не воспользовался ими. Обещаю вам бол
ьше их не касаться.
Ч Благодарю вас, Ч молвил епископ.
Ч Вернемся к объяснению, которого вы у меня просили, Ч продолжал Ж.На че
м мы остановились? Что вы мне сказали? Что девяносто третий год был безжал
остен?
Ч Да, безжалостен, Ч подтвердил епископ. Ч Что вы думаете о Марате, руко
плескавшем гильотине?
Ч А что вы думаете о Боссюэ, распевавшем Те Deum по поводу драгонад?
Ответ был суров, но он попал прямо в цель с неумолимостью стального клинк
а. Епископ вздрогнул: он не нашел возражения, но такого рода ссылка на Босс
юэ оскорбила его. У самых великих умов есть свои кумиры, и недостаток уваж
ения к ним со стороны логики вызывает порой смутное ощущение боли.
Между тем член Конвента стал задыхаться, голос его прерывался от предсме
ртного удушья, обычного спутника последних минут жизни, но в глазах отра
жалась еще полная ясность духа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32