Сотни миллионов долларов! И потом ждать отдачи не год и не два! А так ты получаешь все сразу и без всякой головной боли!— Нет.— Но почему?! Можешь ты объяснить почему?!— Ты сам знаешь, что они сделают с патентом.— Да пусть делают что хотят! Нас это уже не будет касаться! И главное: нас оставят в покое! Все равно ты не сможешь сам реализовать проект. Тебе придется вложить в него все до последнего цента! И все равно не хватит! А иностранные инвесторы не дадут ни копейки. Ты слишком опасный партнер. А Россия сейчас не та страна, в которую умные люди вкладывают деньги. Неужели и это тебя не убеждает?— Нет.— Послушай, Аркадий… Я понимаю, ты не можешь простить им Сашку… Но вспомни, ты же сам всегда говорил, что в политике и в бизнесе нет места эмоциям!— Я ошибался.— Ну, знаешь!.. Все. Сдаюсь. Выхожу из игры. Ты поставил на своей жизни крест, а мне это ни к чему. Я еще хочу спокойно пожить. Хватит с меня. Уеду на какие-нибудь Канары или Бермуды и даже телевизор не буду включать. Извини, Аркадий, но я уезжаю.— Твое право. Распорядись, чтобы твои деньги перевели на счет в Женеву.Свою долю ты знаешь. Допуск к счету у тебя есть.— И ты больше ничего мне не скажешь?— Скажу. Хорошо, что мы успели выпить за нашу дружбу. Спокойной ночи, Борис.— Спокойной ночи, Аркадий…"«Стоп».Некоторое время в гостиной моего апартамента царило молчание.— Ну, Иуда! — пробормотал Артист. Губерман вынул из кармана радиопередатчик.— Я Первый, вызываю «Эр тридцать пять»! Прием!.. Первый вызывает «Эр тридцать пять»!.. Я Первый, я Первый. «Эр тридцать пять», ответьте Первому!Прием!..— Спят, наверно, — заметил Боцман. — Шесть утра, самый сон.— Я им посплю! Вахтенный должен дежурить!.. Первый вызывает «Эр тридцать пять», я Первый, я Первый, прием!..— Я «Эр тридцать пять», — отозвались, наконец, с буксира. — Слышу вас, Первый. Прием.— Передать всем. Наблюдение с «Трех олив» снять. Двое — на внешнюю охрану виллы. Двое — в наружку. Объект — Розовский. Как поняли?— Понял вас, Первый. Объект Розовский.— Глаз не спускать. Иметь при себе документы, деньги. Следовать за ним, куда бы ни уехал или ни улетел. Держать со мной связь. Обо всех контактах докладывать.— Ясно, Первый, все ясно.— Конец связи! Губерман убрал рацию.— Где вы взяли буксир? — поинтересовался я.— Специально арендовали. Очень удобно. И внимания не привлекает. И всегда под рукой. — Он кивнул на магнитофон:— Что скажете?— "Они". «Им». Кто эти «они»?— Об этом нужно спросить у Назарова. Или у Розовского.— Я не стал бы спрашивать у Розовского.— Я и не собираюсь… — Губерман ткнул сигарету в переполненную пепельницу и долго протирал очки. Потом надел их и сокрушенно покачал головой:— Понятия не имею, как я обо всем этом буду рассказывать шефу. Это будет для него сильный удар. Они дружили больше тридцати лет.— А вы и не рассказывайте, — посоветовал я. — Предоставьте это мне.— Он задаст вам вопрос «Кто вы?», — предупредил Губерман. — И вам придется на него ответить.— Я постараюсь.Когда Губерман ушел, я открыл настежь все балконные двери, чтобы вытянуло дым, — крепко накадили Губерман с Доком. В низких лучах солнца серебрились узкие листья олив, окружавших пансионат. Пахло сосновой хвоей, еще чем-то пряным, будто корицей. Может, эти кустики внизу и в самом деле были корицей, откуда мне знать, корицу я видел только в жестяной баночке на кухне у Ольги.— Все, расходимся, — сказал я ребятам. — Нужно хоть немного вздремнуть.Неизвестно, каким будет день.— Минутку, — остановил меня Боцман. — Ты уверен, что мы занимаемся тем, чем надо?— Что ты имеешь в виду?— Да все это. Вникаем в проблемы Назарова, в его отношения с компаньоном.— А как же без этого?— Да очень просто. У нас есть задание. Мы должны были блокировать контакты Назарова с этим долбаным полковником. Сделали. Устранить угрозу жизни Назарова.Сделали. Осталось доставить Назарова в Россию — и все дела.— Как?— Вот об этом и надо думать. А не о том, как сообщить Назарову, что его друг-блондин вовсе ему не друг, а последняя сволочь. Это не наши проблемы.— Ты рассуждаешь, как настоящий наемник.— А мы и есть наемники. Тут нечем гордиться. Так получилось. Ну так и давайте заниматься своим делом. А Назаров пусть занимается своим. Я допускаю, что он честный человек. И что свои миллионы или миллиарды заработал честно. Хоть и не представляю, как это можно сделать. Он покупает яхты, патенты, создает центры для сына, проворачивает какие-то крупные дела с нефтью и имеет от этого сложности. Но это его сложности. А у нас и своих хватает.Последние фразы Боцман произнес с нескрываемым раздражением. Ни хрена себе.Это была классовая ненависть. И ничуть не меньше. Голосом Боцмана говорила нищая, осатаневшая от новых времен Калуга. Да и только ли Калуга? А может быть, вся Россия? Интересно, а как в Штатах относятся к ихним Морганам и Рокфеллерам?Я оглядел ребят. Судя по выражению лиц, слова Боцмана их озадачили. Лишь Док с явным неодобрением покачивал головой.— Возможно, я согласился бы с тобой, — обратился я к Боцману. — Если бы не одно «но». Проблемы Назарова напрямую связаны с нашими. Они вытекают одна из другой, как… Как даже не знаю что.— Как музыкальные темы, — подсказал Трубач. — Это называется двойной концерт.У каждого исполнителя своя тема.— Наш культурный уровень стремительно повышается, — констатировал я. — Мы уже усвоили, что такое застольный период. А теперь вот узнали, что такое двойной концерт. Но если мы будем рассуждать, как ты, вряд ли эти знания пригодятся нам для воспитания наших детей. А теперь спроси: почему?— Почему? — спросил Боцман.— Потому что мы их не увидим. Я понимаю: на буксире ты лежал связанный, не до того было, чтобы вслушиваться в посторонние тексты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133