Она прислушивалась к его ответу сердцем.
— После того, как ты появилась на острове, нет, — сказал он.
— А раньше?
— Да.
Фиби кивнула. — У тебя есть свое прошлое, — сказала она тихо, — и у меня тоже. Но сейчас, Дункан, для меня важно только будущее. И я обещаю тебе, что, если ты будешь изменять мне, никакая ярость англичан или Морно не сравнится с моей местью. Мы понимаем друг друга? Дункан прижал ее к своей труди.
— Да, — сказал он. — Но я не изменю тебе, Фиби. Ты можешь быть уверена в этом, как ни в чем другом.
Она посмотрела в лицо мужу.
— И я тоже не изменю тебе, — сказала она тихо. — Я так люблю тебя, Дункан!
Он ничего не ответил, только поцеловал ее и повел к дому по извилистой тропинке, которая огибала свадебные торжества, оставляя их далеко в стороне. Для Фиби сейчас было более чем достаточно, что Дункан взял ее в жены. Он сам объявит о своей любви именно так, как предсказывал Алекс, когда будет готов.
Внутри большого дома лежали цветные тени от самодельных бумажных фонариков, развешанных в саду, где продолжался праздник. Взяв Фиби за руку, Дункан повел ее вверх по лестнице, в свою спальню, которая теперь стала и ее спальней.
— Вероятно, это была самая необычная свадьба в истории, — сказала Фиби, внезапно разнервничавшись, как девственница, хотя Дункан уже наложил на нее, и весьма тщательно, супружеские узы. А до этого, разумеется, был Джеффри. Бедный напыщенный Джеффри, который не имел понятия, что значит разжечь в женщине настоящую страсть, увести за собой ее душу, вернуть обратно, удовлетворенную, и ласками погрузить в сон.
Дункан не зажигал лампу, и сквозь высокие окна, выходящие на море, проникал бледный лунный свет.
— Да, — согласился он. — Но это было только вступление.
Фиби задрожала от предчувствия и чуть-чуть от страха. Супруг обнял ее за плечи своими нежными руками.
— Что с тобой?
Фиби была рада, что в комнате темно: мрак позволял ей сохранить хоть какие-то остатки достоинства.
— Только то… ну, когда ты любил меня, наслаждение было таким огромным…
Пальцы Дункана гладили ее плечи, успокаивая, но одновременно раздувая искры в самых дальних уголках ее женского существа.
— Ты не хочешь, чтобы я дарил тебе наслаждение? — недоверчиво спросил он.
Фиби положила руку ему на грудь, вздрагивая, еле слышно усмехаясь и едва не плача.
— Конечно, хочу. Просто… ну… я теряю контроль над собой.
— Так и должно быть, — сказал Дункан, умелыми пальцами расстегивая пуговицы свадебного платья, которое Старуха сшила еще до ее появления, и которое замечательно сидело на ней. — Я тоже теряюсь и становлюсь необузданным, когда ты впускаешь меня в себя… — Он снял с нее платье, сорочку и замер неподвижно, пораженный ее красотой.
— Сними одежду, Дункан, — тихо потребовала Фиби. — Я хочу видеть тебя так же ясно, как ты видишь меня.
Он повиновался, скинул ботфорты, затем стащил рубашку через голову и отшвырнул ее в сторону и, наконец, снял бриджи. Он был высоким и крепким, как мачта корабля, и его вид наполнил Фиби распутными желаниями и храбростью.
— Боже мой! — прошептала она. — Ты такой красивый, как статуя, изваянная для прославления бога любви.
Дункан легко опустился на колени.
— Это тебя, — сказал он хриплым шепотом, — нужно боготворить, ублажать и почитать. — Он гладил ее бедра, вызывая в них почти ощутимую дрожь, и, наконец, раздвинул шелковистую дельту, готовясь покорить ее. — Я полностью овладею тобой, Фиби Рурк, и на этот раз не стану заглушать твои крики. Я хочу, чтобы весь остров, весь мир знал, что ты моя и что я ублажаю тебя в нашей спальне.
Фиби откинула голову и восторженно вскрикнула, когда он поцеловал пульсирующий бугорок, медленно и алчно касаясь его губами. По ее жаркому, податливому телу волнами пробежала дрожь, и ей казалось, что она вот-вот расплавится и растечется по полу, словно горячий воск, если бы Дункан, охватив ладонями ее ягодицы, не прижал ее еще теснее к своему рту.
Фиби выкрикнула его имя и обхватила руками его голову, требуя еще. Ее груди налились, словно переполнялись растущим наслаждением, и она знала, что гости на свадьбе все слышат и понимают, что их хозяин берет свою невесту, но это ее не волновало. Ее не волновало ничего, кроме наслаждения, которое она доставляет Дункану, а он ей. Она металась, крича, как дикая кошка. Дункан прижал ее спиной к стене и вскинул ее дрожащие ноги себе на плечи. Он наслаждался ею с неутолимым голодом, буквально терзая ее, и она умоляла, обещала и, всхлипывая, судорожно отдавала себя его языку и губам. Дункан, верный своему обещанию, не пытался утихомирить ее. Пока гости пировали на пляже среди костров, скрипок и кувшинов крепкого местного вина, брак Дункана и Фиби должным образом совершился к взаимному удовлетворению обеих сторон.
На следующее утро Дункану принесли письмо, доставленное по той же запутанной цепочке моряков, хозяев таверн и туземцев. В это время Дункан уже встал, оделся и пил кофе на террасе рядом с комнатой, где спала Фиби, в открытых дверях террасы появилась Старуха, и, судя по ее хитрой самодовольной улыбке, можно было решить, что она не только организовала этот брак, но и создала всю вселенную. Без единого слова она вручила Дункану потрепанный, грязный конверт и удалилась.
Дункан сразу же узнал почтовую бумагу, которой пользовалась его сестра Филиппа, хотя ее имя не было написано на конверте. Имя адресата было, как всегда, зашифровано: письмо сперва посылали в таверну «Аполлон» в Бостоне, где доверенный человек ждал подобных посланий и отправлял их дальше имеющимися под рукой средствами.
Дункан колебался, боясь читать письмо сестры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101