Увы, только у одного из нас приняли заявление. Остальным, как несовершеннолетним, посоветовали повременить годик-два.Повременить? Нет! Там, на востоке, братья по классу бьются с империалистами, а нам повременить? Не согласны!В юности иногда мелкая неудача в жизни кажется катастрофой, но нам не казалась. Мы с товарищем, изменив в метриках год рождения — 1914 на 1912 ^(четверку на двойку при старании легко исправить), помчались снова в Нижний Новгород. И снова неудача — опоздали. Прием закончен. Нужно ждать будущего года. Ждать? Не будем!. И мы пошли в Балахнинский райвоенкомат. Нас, добровольцев (тогда в армию призывали двадцати двух лет), зачислили красноармейцами в отдельный кавалерийский эскадрон.А как рады мы были этому! На всю жизнь осталось в памяти 28 октября. Чеканя шаг в строю, мы шли от райвоенкомата до вокзала. От избытка чувств, что мы в армии, во всю силу пели: По долинам и по взгорьямШла дивизия вперед,Чтобы с боем взять Приморье… С 28 октября 1931 года, как раз со дня моего семнадцатилетия, со дня начала военной службы, я стал старше на два года, и не только документально, по исправленной метрике, но и фактически. С армией кончилась беспечная юность, началась пора зрелости.Через тринадцать лет я снова иду по этой дороге, мощенной крупным булыжником. Левее меня, на север, в сторону Городца, по-прежнему высятся черные дымящие трубы электростанции. Далее, похожие на горы Малого и Большого Араратов, виднеются два копра леса бумкомбината. Правее дороги, на юг, серой змейкой, вьется дымок картонной фабрики. Как это памятно! Кругом все старое, но и нечто новое. Здесь я расстался. с юностью. А, это уже для меня история.Позади остались хлебозавод и больница, выстроенные в первую пятилетку. Началась сама Балахна, старая Балахна, одноэтажная, деревянная. С севера и юга ее поприжали громадины новостроек.Я вышел к Волге. По ее берегу тянется последняя улица города — Кузнецкая. Дом № 37 Ольги Петровны Скворцовой, сестры моего отца. Я у нее жил, когда работал на лесозаводе. Женщина дородная, сильная, властная, но с мягким певучим голосом. Видимо, потому, что ей не довелось учиться, к образованным относилась с каким-то обожествлением. Когда умер муж и у нее на руках осталось пятеро детишек (четыре сына и дочь), она сделала все, чтобы дать им среднее образование. И дала.Когда я бросил учебу в шестом классе, она была очень недовольна и называла меня нехристем. Очевидно, за то, что как-то спел частушку: Бога нет, царя не надо,Без царя мы проживем.У нас есть товарищ Ленин,За него мы в бой пойдём. Открываю калитку во двор. Здесь все без изменений: сарайчик, баня, две скамейки, бочка с водой и сзади огород. Ольга Петровна, сильно нагнувшись, окучивала картошку.— Здравствуй, тетя Оля!Она неторопливо выпрямляется и долго, изучающе смотрит на меня. Хотя и здорово постарела, но еще крепкая старуха. Только лицо стало не такое гордое и красивое в своей гордости, как было раньше, а очень грустное, очень суровое и очень морщинистое.— Не узнаешь, тетя Оля, нехристя-то?Лицо на миг просветлело. Из крупных рук выпала мотыга.— Видать, Арсентьюшка? Геро-ой?.. И бог сохранил… А моих… — И она поведала о своих сыновьях, ушедших в армию из этого дома. От двоих старших, Геннадия и Володи, служивших на западной границе, получила письма накануне войны, а потом как в воду канули — ни слуху ни духу; третий, Анатолий, недавно погиб; младший, Николай, после госпиталя — дома. Сегодня уехал по своим военным делам в Горький.При рассказе — ни слезинки. Только голос сухой, с надрывом да в глазах окаменелое горе;. Его не растворят никакие слезы.О войне, о смертях я как-то, шагая по юности, и забыл, но теперь везде смерть —. и на фронте и в тылу. От нее, видимо, как от самого себя, никуда не уйдешь.
2 Трудности военных лет сказывались всюду: паром сегодня не работает — нет солярки. Километра два отсюда — лодочный перевоз. Пошел туда по берегу. Здесь у меня была в 1933 году интересная встреча.Тогда, как и сейчас, мне нужно было переехать через Волгу. Паром стоял на той стороне. Ждать, когда он придет сюда, не хотелось. Надеясь встретить какую-нибудь лодку и на ней переехать, я пошел по берегу. Ни души. Все на сенокосе. Жарко палило солнце. Сворачиваю в молодую рощицу, чтобы в тени деревьев подождать парома. Мне навстречу идет знакомая девушка. Я с ней учился в сельской школе и когда-то сидел за одной партой. Увидев меня в военной чуть щеголеватой кавалерийской форме со шпорами и с шашкой, она удивленно остановилась. «Не узнаешь?» — спросил я, радуясь встрече с подругой детства. Но вдруг вспомнил, что она дочка попа, — и настроение разом омрачилось. Она в это время, приветливо улыбаясь, подошла ко мне, крепко пожала руку и, видимо, хотела обнять, но я не позволил.Мандатной комиссии по отбору в военное училище летчиков стало известно о моей дружбе с поповской Дочкой. Один из членов комиссии поинтересовался: встречаюсь ли я сейчас с этой девушкой. Я все рассказал об этой единственной встрече с ней после окончания сельской школы. Председатель комиссии на это решительно заявил: и правильно сделал. С классовым врагом нельзя ни целоваться, ни обниматься.Сейчас лодочный перевоз работал, но единственная лодка только что отчалила, оставив с десяток людей на следующий рейс. Теперь придется ждать не меньше часа, занимая очередь, досадовал я, глядя на отплывающую лодку. Однако лодка круто развернулась и снова пристала. Две пожилые женщины с котомками на плечах сошли на берег. Лодочник, сидевший на корме с весельным рулем, зычным, но дружелюбным голосом пригласил меня в лодку. Он высадил двух женщин, чтобы взять меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134