Через сорок минут должна будет взлететь наша эскадрилья. В то время как я обдумывал, как лучше выполнить боевой приказ, посыльный передал, что меня вызывает начальник штаба полка.Я направился на КП.Когда спустился в землянку, Федор Прокофъевич крепко пожал мне руку:— Поздравляю с присвоением звания майора. Об этом только что получен приказ.Я уже настроился на боевое задание — и вдруг такое сообщение! Деловой сосредоточенности уже нет. Воздушный бой не прощает ни радости, ни печали. В этом приходилось не раз убеждаться. Матвеев, видимо, что-то уловил на моем лице и удивленно поднял брови:— Не вовремя сообщил?— Что вы, — не желая обижать «старика», как можно спокойнее ответил я. Но «старика» не проведешь: он, извинившись, предложил перенести вылет на более поздний срок. Сейчас могла лететь другая эскадрилья.А почему бы и нет? Нет, нет! Бывает, что ожидание изматывает хуже, чем бой. Не лететь сейчас — значит еще и сомневаться в себе. Это передастся и ведомым.— Ни в коем случае!Летчики уже собрались. Они молчаливы. На лицах боевая сосредоточенность, а у меня в душе ее пока еще нет.Я ловлю себя на том, что невольно думаю: будет бой — должны провести его классно. Как же, первый вылет в новом звании!С такими чувствами можно и перестараться. Нужно делать все обдуманно. Подчиняться только рассудку, а не чувствам: они, бывает, как туман, отгораживают действительность.— Летим, — сказал я своим обычным голосом. И все, точно получив команду, построились. И как продуманно!Для командира группы истребителей, летящих в бой, мало быть хорошим летчиком и иметь боевой опыт. Он еще должен быть и тонким психологом, чтобы уметь расставить летчиков в боевом порядке в соответствии с их характерами. Воздушный бой ведется не только техникой, выучкой, но и характерами людей. Зачем смелого до дерзости, но ставшего вдумчивым и осторожным Лазарева назначать к себе в ударную группу? Здесь он меньше принесет пользы, чем на высоте, в группе охраны, где может проявить всю свою выучку и надежно прикрыть нашу четверку от всяких неожиданностей.Летчики, зная друг друга, освободили меня от этой задачи, заняв места в строю в соответствии со своими возможностями. Первая пара — Сергей Лазарев и Михаил Руденко, вторая — Алексей Коваленко и Назиб Султанов (Коваленко вот уже несколько дней летает командиром пары), пятым стоит Иван Хохлов — мой ведомый.Беру в руки планшет, висящий у меня сбоку, и показываю на карте район прикрытия. Понимая, что перед боевым стартом каждое лишнее слово как лишний груз в походе, стараюсь быть предельно кратким. Гляжу на Лазарева:— Пойдешь выше нас.Плечи Сергея раздвинулись. Высокая мощная фигура напружинилась. По тонкой молодой коже обожженного лица пробежал румянец:— Ясно.— Ты с Султановым со мной в ударной группе.— Ясно, — приглушенно пробасил Коваленко. Четыре месяца, летая ведомым у Лазарева, он умело впитывал его боевой опыт.Две фразы — и приказ отдан. Последний вопросительный взгляд на летчиков.Молчание. По особой сосредоточенности на лицах и плотно сжатым губам понимаю: вопросов нет. Есть у всех полная уверенность, что задача будет выполнена. Советские летчики морально побеждают врага еще на земле, до встречи с ним в небе. Там только экзамен, а перед экзаменом человек всегда возбужден.Понимая душевное состояние своих товарищей, тихо, но твердо говорю:— По самолетам!Привычка. Какое это великое дело! Она сама автоматически устанавливает порядок, облегчая работу наших мышц и мозга. Мудрецом был тот, кто впервые изрек: привычка — вторая натура. Я и не заметил, как одел парашют, сел в кабину, привязался и, прежде чем подать команду к запуску, взглянул налево. Там, У крыла, в ожидании этого момента стоял механик самолета Мушкин. До этого я все делал сам, без его помощи. Так привык.Подошел бы он ко мне и помог, хотя бы привязаться в кабине, и наверняка сбил бы с ритма. А некоторые летчики привыкли, чтобы им во всем помогали механики — и надеть парашют, и сесть в самолет… Без этого они чувствуют себя как без рук. Привычка. — К запуску! — командую я. У Мушкина для этого все приготовлено.— Есть к запуску! — ответил он, как всегда, и, видимо желая меня своеобразно поздравить, дополнил : — Товарищ майор.Откуда так быстро узнал? И этого мгновенного отвлечения было достаточно, чтобы я сбился с привычного ритма движений и перепутал порядок запуска. Мотор не сработал. Недобрая примета. Чтобы успокоиться и отогнать лишние мысли, нарочито медленно снова создаю ручным насосом нужное давление бензина и громко кричу:— От винта!Мушкин на всякий случай снова окинул взглядом самолет и, убедившись, что запуск мотора никому не угрожает, дает разрешение:— Есть от винта!Винт от сжатого воздуха, сделав оборот-два, рванулся. Мотор набрал силу. Его сила стала и моей силой.Мы в воздухе. Земное все осталось на земле. И может быть, поэтому летчик после взлета, освободившись от всех земных привычек и сует, всегда чувствует какую-то приятную физическую легкость. 2 По-весеннему бодро светит солнце. Чисто небо, чист воздух. Замечательная видимость. Пролетаем над разрушенным Тарнополем. Город был превращен противником в крепость и оборонялся до последнего солдата. Только вчера, 17 апреля, после более чем трехнедельных боев, наши войска ликвидировали остатки окруженного немецкого гарнизона.Юго-восточнее города — зеленеющая поляна с белой буквой «Т». Аэродром. Нам приказано завтра сесть на него.Еще далеко до Днестра, а видимость ухудшилась. Земля под нами плыла в белесой дымке. Впереди, в районе боев, куда мы идем, дымка высоко поднялась, и издали кажется, будто это снежные Карпаты сместились на север.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134