Где они теперь?— Внизу, в стрелковой комнате, в ящике для инструментов.Ванс встал.— Не будете ли вы столь любезны, мисс Диллард, и не покажете ли их мне?Когда Арнессон кивком выразил согласие, она встала и повела всех в стрелковую комнату.— Вот в этом комоде у окна. — Она выдвинула ящик, под разным хламом лежал автоматический кольт-38.— Что же это? — воскликнула она. — Тут только один. Другой пропал!— Другой был поменьше? — спросил Ванс.— Да.— Калибр 32?Девушка кивнула и обратила изумлённый взгляд к Арнессону.— Ну что же, Белл, пропал, — сказал он, пожимая плечами. — Ничего не поделаешь. Вероятно, один из юных стрелков взял его, чтобы прострелить себе голову в случае неудачи при стрельбе из лука.— Да будь же серьёзен, Сигурд. — Она слегка испугалась. — Куда же он мог деться?— Пока это мрачная тайна, — сострил Арнессон.Видя беспокойство молодой девушки, Ванс переменил тему.— Может быть, мисс Диллард, вам будет угодно проводить нас к миссис Друккер? Нам надо поговорить с нею. Я вижу, что и ваша загородная поездка отложена.По лицу девушки скользнуло облако печали.— О, не беспокойте её сегодня, — умоляюще сказала она. — Ей очень плохо. Казалось, она чувствовала себя хорошо, но, увидев м-ра Маркхэма, изменилась, ослабела… Что-то тягостное овладело её умом. Когда я уложила её в постель, она все время повторяла страшным шёпотом: «Джонни Спригг, Джонни Спригг…» Я вызвала по телефону доктора. Он велел ничем не беспокоить её.— Но это нам не к спеху, — уверял её Ванс. — Мы, конечно, подождём. А кто её доктор?— Уитни Барстед. На моей памяти он всегда лечил её.— Хороший человек, — кивнул Ванс, — и лучший невропатолог в нашем отечестве. Мы ничего не предпримем без его разрешения.Мисс Диллард благодарно посмотрела на него и вышла.Когда мы снова оказались в гостиной, Арнессон встал перед камином и насмешливо посмотрел на Ванса.— Джонни Спригг, Джонни Спригг? Леди Мэй сразу же прониклась этой идеей. Может, она и с придурью, но некоторые доли её мозга слишком деятельны.Ванс сделал вид, что не слышит, и повернулся к Маркхэму.— Кажется, нам здесь больше нечего делать, старина. Пойдём-ка домой. Хотя перед уходом надо поговорить с профессором… Вы подождёте нас здесь, м-р Арнессон?Арнессон удивлённо поднял брови, но тотчас же скривил лицо в презрительную гримасу.— Хорошо, идите, — и он начал набивать свою трубку.Профессор был очень недоволен нашим новым вторжением.— Мы только что узнали, — сказал Маркхэм, — что вы разговаривали сегодня утром, ещё до завтрака, с миссис Друккер.Мускулы на лице профессора сердито задвигались.— Разве разговоры с соседями в моем собственном саду подведомственны следователю?— Конечно нет, сэр. Но я же веду следствие, которое близко касается вашего дома. Мы просто хотели спросить, не показалось ли вам, что миссис Друккер подозревала о том, что произошло в Риверсайдском парке?Профессор, подумав мгновение, сказал:— Нет, мне этого не показалось.— Она не показалась вам беспокойной, возбуждённой?— Нет. — Профессор встал и прямо посмотрел на Маркхэма. — Я понимаю, куда вы метите, и мне это не нравится, Я уже говорил вам, Маркхэм, что не приму участия в шпионстве и доносах, когда дело коснётся этой несчастной женщины. Вот и все, что я могу вам сказать. — Он вернулся к своему письменному столу. — Извините, я очень занят сегодня.Мы спустились вниз и распрощались с Арнессоном.Когда мы вышли на тротуар, Ванс остановился и закурил.— Ну, теперь остался лишь маленький разговор с грустным, благородным м-ром Парди.Но Парди не оказалось дома. Его слуга-японец сообщил нам, что господин его, вероятно, в шахматном клубе.— И завтра будет достаточно времени, — сказал Ванс, когда мы отошли от дома. — Утром я поговорю с доктором Барстедом и попытаюсь повидаться с миссис Друккер. Сюда же мы включим и м-ра Парди.— Надеюсь, — проворчал Хэс, — что завтра мы достигнем большего, чем сегодня.— Вы пропускаете два утешительных факта, — возразил Ванс. — Первый: что все живущие в доме Дилларда знали Спригга и вполне могли знать о его утренних прогулках; второй: мы узнали также, что профессор и миссис Друккер сегодня в восемь часов утра прогуливались в саду. А затем мы открыли, что револьвер 32-го калибра исчез из стрелковой комнаты. Немного, но все-таки кое-что.Когда мы ехали в город, Маркхэм стряхнул с себя мрачность и сказал Вансу:— Я просто боюсь этого дела. Уж очень зловещим оно становится. А когда газеты узнают об этой детской песенке и свяжут оба убийства, я не знаю, что тогда произойдёт.— Боюсь, что ты прав, — вздохнул Ванс. — Что-то говорит мне, что Епископ познакомит прессу с этими стишками. Новая шутка ещё темнее, чем история с Кок-Робином. Он уж постарается, чтобы никто не пропустил её, ему нужна аудитория. В этом и заключается слабое место его гнусных преступлений. Это — наша единственная надежда.— Сейчас я позвоню Кинану, — сказал Хэс, — и узнаю, не получено ли ещё что-нибудь.Но сержанту не пришлось беспокоиться. Репортёр из «Уорлда» уже ждал нас в кабинете следователя.— Здравствуйте, м-р Маркхэм, — Кинан был явно взволнован. — У меня есть кое-что для сержанта Хэса. — Он пошарил в кармане и, вынув лист бумаги, передал его Хэсу. — Видите, как я мил с вами, сержант, ожидаю от вас взаимности… Взгляните на этот документ, он только что получен самым передовым американским журналом.Это был клочок бумаги для пишущей машинки с отпечатанной крупными буквами песенкой о Джонни Спригге. Снизу, в правом углу была подпись прописными буквами: ЕПИСКОП.— А вот и конверт, сержант. — Кинан опять полез в карман.Штемпель был от девяти часов утра и, как и первая записка, это письмо было опущено в ящик так же вблизи дома Дилларда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56