Ванс кивнул.— Правильно. Игра продолжалась два часа и девятнадцать минут, от одиннадцати часов вечера до девятнадцати минут второго ночи. Но попробуем докончить партию: мне хотелось бы знать ваше мнение о ней.Арнессон тотчас же пошёл к шахматному столику и выложил из ящика шахматные фигуры.— Ого, не хватает чёрного епископа. Когда же я получу его обратно? Но ничего, он здесь не нужен, он уже обменён. Он расставил фигуры, сел и стал изучать положение.— Мне не представляется положение Парди безнадёжным, — заметил Ванс.— Мне тоже. Не могу понять, почему он проиграл. Посмотрим! — Он взял лист с записями и сделал несколько ходов; через короткое время он издал радостное восклицание. — Ага, вот так Рубинштейн! Умно и тонко. Насколько я знаю Рубинштейна, эта комбинация потребовала много времени. Он ведь медлителен!— Вероятно, обдумывание этой комбинации и привело к такому несоответствию во времени, — заметил Ванс.— Несомненно, оно и заняло все эти сорок пять минут.— А как вы думаете, в котором часу воспользовался Рубинштейн этими сорока пятью минутами? — спросил Ванс.— Посмотрим… — Он долго вычислял и наконец сказал: — Обдумывание заняло время между половиной двенадцатого и половиной первого.— Из любопытства, — продолжал Ванс, — я разыграл всю игру до мата, может быть и вы, м-р Арнессон, сделаете то же самое. Интересно было бы выслушать ваше мнение.Арнессон несколько минут изучал позицию. Потом он поднял глаза на Ванса. Лицо его расплылось в улыбке.— Я понимаю, в чем дело. Вот так позиция! В пять ходов чёрные выигрывают! Почти неслыханный финал. Парди был побит чёрным епископом! Невероятно!Маркхэм нахмурился с видом глубокого недоумения.— Вы находите необыкновенным, что один епископ решил партию? — спросил он Арнессона.— Я не помню подобной комбинации! Именно с Парди это случилось. Начинаю верить в Немезиду. Двадцать лет Парди возился с епископом и погиб с ним!Через несколько минут мы простились и пошли по направлению к Вест-авеню, где наняли такси.— Не удивительно, Ванс, — говорил по дороге Маркхэм, — что Парди побледнел, когда ты сказал, что чёрный епископ разгуливал в полночь. Вероятно, он подумал, что ты нарочно бросаешь ему в лицо ошибку всей его жизни, чтобы оскорбить его.— Может быть, — сонно ответил Ванс. — Чертовски забавно, что епископ был его злым роком все эти годы. Такие неудачи действуют на самые сильные умы, вызывают жажду мести.— Трудно представить себе Парди в роли мстителя, — возразил Маркхэм. — А почему ты так заинтересовался расхождением во времени? Не вижу, чтобы визит к Арнессону продвинул нас хоть сколько-нибудь вперёд.— Это потому, что ты не знаком с привычками шахматистов. Во время такой партии игрок не сидит за столом, пока его противник обдумывает свой ход. Он разгуливает по комнате, рассматривает развешенные по стенам картины, выходит на воздух, разговаривает с дамами, пьёт воду, а иногда и ест. На последнем шахматном турнире маэстро в комнате было четыре стола, и всегда по крайней мере три стула были не заняты. Парди нервный человек. Он не мог бы спокойно высидеть, пока Рубинштейн обдумывал свои ходы.Ванс закурил папиросу.— Маркхэм, разбор Арнессоном этой партии установил тот факт, что у Парди около полуночи было три четверти часа свободного времени. Глава XXIМАТЕМАТИКА И УБИЙСТВО Суббота, 16 апреля, 8 часов 30 минут вечера
За обедом мы не говорили о нашем деле, но когда уселись в укромном уголке клубного зала, Маркхэм вернулся к больному месту.— Не нахожу, — начал он, — чтобы слабый пункт в alibi Парди сколь-нибудь помог нам. Невыносимое положение ещё усложнилось.— Да, — вздохнул Ванс, — печален, жалок наш мир. С каждым шагом мы все больше запутываемся. А самое удивительное в этом деле то, что истина стоит перед нами, а мы её не видим.— Но у нас нет оснований даже подозревать кого-нибудь.— Ну, я бы этого не сказал. Преступление совершено математиком; весь пейзаж усеян математиками.В течение следствия ни разу не было названо имя предполагаемого преступника, но каждый из нас в глубине души был уверен, что один из тех, с кем мы мирно беседовали, был убийца. Мысль эта была столь отвратительная, что мы инстинктивно избегали выражать её словами.— Преступление совершено математиком? — повторил Маркхэм, — а мне кажется, что эта серия бессмысленных убийств совершена вырвавшимся на свободу маньяком.Ванс покачал головой.— Преступник более чем здоров умственно, и поступки его гнусно логичны и точны.— Как могут сочетаться эти убийства на тему сказок с математическим умом? — спросил Маркхэм.Ванс приступил к анализу дела, который свёл все события и всех действующих лиц в один фокус. Точность этого анализа была через несколько дней доказана с потрясающей ясностью.После продолжительного молчания Маркхэм спросил:— Почему Парди, если считать его виновным, взял Арнессонова чёрного епископа, а не принёс фигуру из клуба, где отсутствие её было бы не замечено?— Мы не знаем достаточно точно мотивов преступления, чтобы ответить на этот вопрос. Да и какие у нас доказательства его виновности? Каковы бы ни были наши подозрения, мы не можем предпринять ни одного шага против него. Если бы мы даже знали, что, без сомнения, он — убийца, мы все-таки были бы совершенно беспомощны… Я уже говорил тебе, Маркхэм, мы имеем дело с умом необычайной остроты, который вычисляет все вероятности, обдумывает каждый шаг. У нас только одна надежда: найти слабое место в комбинациях убийцы.— Завтра же утром, — решительно заявил Маркхэм, — я прикажу Хэсу заняться alibi Парди. Если мы допросим всех зрителей игры, то у нас к полудню будет двадцать свидетелей против, а если ещё нам удастся найти кого-нибудь, кто действительно видел Парди близ друккеровского дома в полночь, у нас получится весьма серьёзная косвенная улика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56