Мир отступил и растаял, остались только темные глаза Язычника и это ощущение в ее крови. Она отвела взгляд, но кровь все еще бешено неслась по жилам, омывая все тело от головы до пальцев ног.Ее дом был далеко отсюда, и сейчас она радовалась этому.Гриффин наблюдал за ней. В полумраке трудно было понять выражение его глаз, когда она снова встретила его взгляд, но трепетная жаркая нить начала разматываться в ее теле.– А как насчет тебя, Язычник? Что ты делал прошлой ночью на большой дороге один и в такой час?– Ты бы предпочла, чтобы я был не один?Она рассмеялась и задумчиво оглядела его:– Значит, ты мне не скажешь. Ты привык пускать в ход силу. И научился с легкостью обходить неприятные вопросы. И не отвечать на мои комплименты, – добавила она, кивнув. – И делаешь это так же ловко, как владеешь мечом.– Спрашивай о чем-нибудь другом, мистрис.Она помолчала, уверенная в том, что, чем бы он ни занимался на большой королевской дороге или в охотничьем домике Хиппинга, это не имело никакого отношения к ней и этот вопрос он обсуждать не хотел.Снаружи, за окнами, продолжала бесноваться буря. Стены дрожали, будто ветер бросал в них камни и пытался проникнуть внутрь.– И на больших дорогах, и в охотничьих домиках, леди, – пробормотал он глубоким рокочущим голосом, – всегда есть что-то примечательное, что можно наблюдать и слышать.Она продолжала искоса смотреть на него. Вот он и дал ответ. В своем роде.– Значит, ты этим и занимался? Наблюдал и слушал?– Отчасти.– В такие времена, как эти…– Большинство сочло бы эту работу слишком опасной.– Я не принадлежу к большинству.Да, решила Гвин, тайком оглядывая его, он не принадлежит к большинству, не принадлежит и к числу многих, он единственный. Он излучает страсть и силу, и эти страсть и сила уже проникли в ее сознание, наполнили ее душу. Внезапно на нее снизошло озарение, и она увидела свою жизнь до встречи с ним и после того, как они расстанутся. Она будет до отчаяния бесплодной и унылой.Темноту комнаты вдруг прорезал луч белого света, потом раздался мощный раскат грома. Балки здания ответили зловещими стонами, ставни закачались и заскрипели, потом с треском распахнулись и забились о стены. Гвин вскочила с постели, прижимая гобелен к груди.– Оставайся на месте и будь спокойна, – сказал Язычник тихим ровным голосом.Он прошел по комнате как какой-то диковинный танцор, будто делая странные ломаные движения, то скрываясь в темноте, то, при всполохах молнии, появляясь вновь. После каждой ослепительной вспышки слышался новый удар грома. Было впечатление, что буря разразилась как раз над этим заброшенным постоялым двором.Добравшись до окна, он застыл, вглядываясь в темноту. Окно не было закрыто промасленным пергаментом. Только тонкие деревянные планки отделяли обитателей дома от разбушевавшейся стихии. Гвин смотрела на его силуэт на фоне окна, и голова у нее кружилась. Боже милостивый! Она была совсем не той, какой считала себя до сих пор. Все, чего ей сейчас хотелось, это чтобы он снова целовал ее.– Я привыкла скакать верхом во время такой бури, – объявила она, глядя ему в спину.Он слегка повернул голову, и она увидела его чеканный строгий профиль.– Скакать в непогоду? В такую бурю, как эта?Она улыбнулась:– Возможно, не совсем в такую. Но да, скакать! На моей лошади. На Ветре.– Хорошее имя для лошади, – ответил Язычник и поставил на место створки ставен, легким движением запястья опустив на них железную щеколду.– У тебя тоже хороший конь, – сказала Гвин. – Нуар.– Да, он хорош, – спокойно согласился он. – Впрочем, когда я был юным, у меня был другой.– В юности нам кажется, что у нас все самое лучшее. Она снова откинулась на подушки.– Я получила в подарок Ветра, когда мне исполнилось восемь. Он еще не был взрослым, только жеребенком, и я должна была сама его вырастить.– Моего звали Мятежник.– Я езжу на своем коне при каждом удобном случае. Он мой самый верный товарищ. А ты все еще ездишь на Мятежнике?Лицо его исказилось гримасой.– Он погиб, не прожив и года. Сгорел вместе с конюшней.Ее лицо погрустнело:– Сожалею. Когда это произошло?– Когда мне было восемь.– Восемь, – отозвалась она эхом.Должно быть, это было для Гриффина большой потерей. Этот человек, искушенный в битвах, полный сил и мощи, был способен чувствовать утрату своего бесценного коня так остро и глубоко после всех этих лет. И это говорило о многом, Такому человеку можно было доверять.Как случилось, недоумевала Гвин, что после одной ночи, после одной откровенной беседы она узнала об этом человеке больше, чем о своем брате, отце и о друзьях, прожив рядом с ними долгие годы?– Я бы очень горевала, если бы лишилась Ветра, – сказала она тихо. – Такая утрата невосполнима.– Да, невосполнима, – согласился он, и голос его показался ей низким и охрипшим, будто от древесного дыма.Она прикусила нижнюю губу и задумалась. Прошла минута, другая. Царило глубокое молчание, будто этот мужчина и она не нуждались в пустой болтовне, способной заполнить паузу.Потом он подался вперед, упираясь руками в бедра. Его серые глаза, казалось, прожигали темноту насквозь, и он сказал тихим рокочущим голосом:– Расскажи мне что-нибудь о своем доме, Рейвен. Я так давно не был в своем, что мне приятно будет услышать о другом доме, который любят.В свете жаровни лицо его было едва видимым.Свет чуть пробивался сквозь щели ставен, и она могла видеть только кружку, зажатую между его пальцами, темные волосы на склоненной голове и внимательно следящие за ней глаза.Он весь пылал и с трудом сдерживал себя, и ее тоже охватило обжигающее ощущение неотвратимости судьбы: что-то должно было связать ее с этим человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88