— Выйдешь ты наконец из комнаты или нет?
— Иду, иду! — засмеялся Качу р.
Когда он вышел на улицу, увидел людей, заметил их
любопытные взоры, когда вошел в трактир и пожимал грязные руки под смех и звон стаканов, отвечал па вопросы, которых не понимал, опять какая-то тень легла на его сердце.
— Не держись так,— укорял его Ферян.
— Э, оставь!
Жарко пылало солнце в долине, Качуру же казалось, что пылает не солнце, а тени, наполняющие долину. Туман, пыльный и горячий, плыл перед его глазами. Телеги грохотали, сверкали белые и цветастые костюмы, у дороги, из горячей мглы выглянуло насмешливое ухмыляющееся лицо; у церкви колыхалась пестрая толпа.
— Значит, все-таки влип! — воскликнул кто-то совсем близко от него, и кругом громко засмеялись.
Священник вышел к алтарю, очень быстро совершил обряд, потом посмотрел хмуро на обоих и заговорил:
— Вот что я вам скажу, вы...
Церковь была полна, кто-то смеялся за дверью. Священник махнул рукой и повернулся.
— Пойдем, скажу в ризнице! — В ризнице, положив обе руки Качуру на плечи, он мрачно посмотрел из-под седых бровей.-— Обвенчал я вас, но, скажу тебе, не будет благословения вашему браку. На свадьбу приду, чтобы разговоров не было. А что позже будет, дело ваше и бо-жие!
Быстро повернулся и ушел.
Из церкви Качур ехал вместе с новобрачной. Посмотрел он на нее сбоку — лицо пунцовое, радостное, глаза блестят!
«Она счастлива»,— подумал он, и горько стало у него на душе.
Парень, стоявший неподалеку от трактира, вынул сигару изо рта и крикнул вслед повозке:
— Такой сопляк, а еще по-господски свадьбу справляет! Захоти я ее, то и без свадьбы получил бы.
— Неправда это,— вздрогнула новобрачная и посмотрела на Качура испуганными, полными слез глазами.
— Какое мне дело? — ответил Качур хмуро и вошел в переднюю.
В комнате, сидя за длинным столом, перед полными бутылками, он смотрел на веселых шумных гостей, и отвращение росло в его сердце.
«Как я попал сюда?» — удивлялся он.
Грубые лица, ленивые, пьяные глаза; и священника, если б не воротничок, не узнать среди них.
«Как колос среди колосьев!.. Таким, может, и я буду когда-нибудь...» — кольнуло в сердце.
Так он смотрел и думал нехорошие думы и вдруг с удивлением заметил, что Ферян стоит и говорит, глядя на него...
— ...Значит, дай бог большого счастья нашему проповеднику и его жене. Пусть бог даст им много детей, чем больше, тем лучше!
Посмотрел Качур на Феряна, потом на жену и увидал, какими блестящими глазами смотрела она на веселого оратора, стыдно ему стало, он взял стакан и выпил до дна.
— Да благословит вас бог! — воскликнул оратор. Поднялся крестьянин и начал вместо здравицы сыпать
грубые шутки. Гости катались со смеху. Тончка краснела и тоже звонко смеялась.
Ферян наклонился к Качуру:
— Теперь ты, ну!
— Зачем? — ответил Качур хмуро.
— Ей-богу, всякие свадьбы доводилось видеть, но такого жениха я еще не встречал!
Качур поднялся.
— Спасибо за ваши приветливые слова! Думаю, что будем жить с женой по воле божьей, и вам тоже желаю, чтобы жилось вам неплохо. Пью за здоровье гостей!
Зашумели, засмеялись гости, поднялись чокаться с молодыми. Ферян пил много, глаза у него помутнели.
— Ты что... серьезно это сказал... или смеялся?
— Серьезно.
— Знаешь, что я тебе скажу: не стану я жениться!
— Значит, передумал.
— Не я — она.
— Что?
— Видишь ли... Можешь себе представить, я ужасно огорчен. Лучше бы она меня била! С каким-то офицером сухопарым ушла бог знает куда... Может быть, вернется?
Качур встал.
— Куда? — испугалась жена.-— Ведь еще не танцевали!
— Я не буду танцевать, Спать хочу. Танцуй сама.
— Как ты можешь? В такой вечер!..
— Ну что ж делать! Право, Тончка, оставайся, Ферян тебя проводит домой. И потанцует с тобой. Прощай, Ферян!
— Что с тобой? — удивился Ферян. Бледный, осунувшийся Качур склонился на плечо Феряна, как пьяный, и, запинаясь, сказал:
— Теперь только понял, приятель...
— Что понял?
— Что убил себя! — он провел рукой по шее.— Наложил сам на себя петлю и сам ее затянул!
И ушел; ни один гость не заметил его ухода.
Свет еще горел в его комнате, когда он услыхал под окном пьяные голоса, распевающие веселые припевки. Узнал он и голоса Феряна и своей жены.
—- Гей! — орал Ферян хрипло.— Ты уже спишь, негодяй? В день свадьбы спит и оставляет жену на улице!
Качур открыл окно.
— Мартин! Почему ты ушел? — восклицала его жена сладким полупьяным голосом.
— Спокойпой ночи, Ферян!
Он закрыл окно. Скрипнула дверь. Издалека слышались пьяные голоса.
III
Стояла осень; в темноте и холоде лежал Грязный Дол, дерый неприязненный свет проникал в комнату. В люль-Есе спал ребенок; у него было пухленькое, светлое и спокойное личико.
— Не кричи, когда спит ребенок,— шепотом говорил Качур.— Подожди хоть, пока проснется. Ори потом сколько влезет!
Лицо Тончки распухло от слез.
— Не орала бы, кабы не ты! Я вожусь с ребенком, перепеленываю, стираю, встаю по ночам! А ты что делаешь? Ничего! А теперь еще начал эту комедию, чтобы мы все подохли на улице. Зачем все это тебе надо, когда у тебя жена и ребенок!
Качур зло посмотрел на нее, взял шляпу и вышел.
— Что ж, иди, иди! — крикнула вслед ему жена и громко зарыдала. Ребенок проснулся и тоже заплакал.
Качур торопливо шел по грязной улице.
«Теперь можешь, Ферян, приходить и смотреть на меня. Теперь можешь смеяться над «проповедником».
Время подходило к вечеру. Качур увидал грязного человека без шляпы, который шел, спотыкаясь и хватаясь за заборы.
«Смотри-ка, тесть»,— удивился Качур и хотел проскочить мимо. Но трактирщик его заметил и неверными шагами направился к нему через улицу с распростертыми объятьями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52