Слетела сверкающая иным жизненным предназначением
птичка-колибри.
Для свидания со своим потенциальным женихом и мужем Саломея выбрала мал
о подходящий по погоде прикид. Но что мы, мужчины, понимаем в выборе женщин
? Они ведь действуют, подчиняясь своему инстинкту, вне формальной логики.
Уж кто-кто, а они прочно владеют формулой Пастернака о том, что в жизни, как
и в творчестве, ошибки суть продолжение наших побед. Но хоть сейчас прочь
эту поэтическую археологию, пусть побулькает во мне радость молодых вос
поминаний. Пусть оба студиозуса Марбургского университета чуть подожд
ут за дверью вагона, пока по ступенькам, как королева нарядных кальманов
ских оперетт, спускается юная Саломея.
Сначала из-за мешков, курток и плащей болонья, из-за намотанных на головы
платков, по уши нахлобученных картузов и врезавшихся в плечи лямок от рю
кзаков Ц естественно, эти лямки врезались не в ее хрупкие плечи, и помысл
ить подобное нельзя, но описать этот утренний поход невыспавшихся пасса
жиров тоже невозможно, потому что это будет плагиат Ц зеленые едоки кар
тофеля; итак, сначала из-за этих вещественных доказательств печальных с
торон жизни показалась хрупкая ручка в бежевой перчатке, ручка помахала
кому-то, из-за чьей-то спины и сбившегося набок цыганского платка, потом н
а верху лестницы возникло худенькое и некрасивое, крупное, с отчетливо н
арисованными глазами, бровями и губами лицо Саломеи, потом под нерасчетл
иво взятой в поездку золотисто-коричневой шубкой из каракульчи появила
сь ножка в туфельке с каблуком, как на бал, сантиметров в тринадцать. Явлен
ие богини! Ножка повисла над размазанной грязью перрона, и уже мой офицер
ский бушлат, выстояв, принял на себя эту хрупкую птичку с сумкой-ридикюль
чиком, которая на деле оказался скатертью-самобранкой. Косметика, две па
ры трусиков, ночная рубашка, тапочки, бутылка коньяку и пр. и пр.
Зачем описывать утро и день в провинциальной гостинице на серых простын
ях, когда под окном, внизу, проходят октябрьские демонстрации трудящихся
? Помню всё. Снова риторический вопрос: почему душа и в старости такая моло
дая? Может быть, ее молодость в контрасте с быстро стареющим телом и подтв
ерждает наше бессмертие? Наше бессмертие и, значит, существование Бога? О
на никогда не постареет и, отлетев, молодая, позолоченная вторым, уже вечн
ым, рождением, будет трепетать юной своей свежестью и ворковать, ничего н
е требуя, с другими, в слюдяных стрекозьих крыльях, юными душами.
Но не полезем дальше по вязким лестницам молодых воспоминаний. Если бы в
о мне возобладала сила романистики Ц о да, да, только университетской, пр
офессорской, Ц то самое время во имя сюжета и чистоты повествования пре
рвать этот рассказ и по контрасту устранить параллельные словесные гон
ки с классиком из Марбурга. О, этот знаменитый пробуксовавший роман с Идо
й Высоцкой. Какие остались слезы в дневниках и переписке! Но как переписк
а иногда и выдает. Черта с два я кого-нибудь бы оставил, если бы влюбился. Но
влюбиться в наше время ужасно трудно. А любовь иногда так быстро оплывае
т…
Чтобы в наше время «вызреть» к семейной жизни, надо хоть сутки прожить с л
юбимым существом и претенденткой на место жены в четырёх стенах. Как, ока
зывается, могут быть предусмотрительны элегантные молодые женщины, спу
скаясь, как облако со сказочно-театральных небес, с грязных подножек зап
леванного вагона. В элегантном ридикюльчике будущей оперной примадонн
ы, рядом с трусиками, тапочками и заячьей лапкой для пудры, хранились еще б
анка таллинских шпрот и банка сахалинской «бланшированной в масле» сай
ры, а в ночную рубашку была завёрнута бутылка коньяку. Саломея всегда зна
ла Ц о, этот поразительный женский, бабий, инстинкт! Ц что путь к сердцу м
ужчины лежит не через возвышенные разговоры, а через желудок. Ну что еще н
адо молодому офицеру, только что протолкавшемуся через подозрительный
взгляд гостиничной администраторши, дотошно рассматривающей паспорт е
го «жены»?
В качестве этнографической вехи времени для будущего: эти милые женщины
-портье в советское время почти добровольно исполняли роль полиции нрав
ов, хранительниц достижений морально-этического сыска. «А где же печать
о регистрации?» Ц вопрошал изучающий взгляд провинциальной халды с нам
отанным на голове безобразием похлеще париков придворных Людовика ХIV. «
Значит, блядь привёз!» Ц кричала каждая, выдающая весёлую молодость на т
анцплощадке и в привокзальном ресторане припудренная морщинка и склад
ка вдоль губ и на шее. Начиналась милая игра нравственного садизма по дав
но разработанному и опробованному сценарию. Однако тут ни он не вспылил,
ни примадонна не дрогнула.
Эти замечательные эпизоды «нравственного» прошлого были вполне типичн
ы. Подобному досмотру подвергались даже клиенты и гости клиентов кремле
вских поликлиник. В воспоминаниях второй жены Пастернака З.Н. Нейгауз ес
ть эпизод, который, пожалуй, стоит привести, исходя из двух соображений: не
кий блик типичных нравов и Ц новая женщина в судьбе поэта. Этот роман леж
ит далеко по времени за пределами темы. Поэт был, как и Пушкин, женолюбив. З.
Н. Нейгауз Ц Пастернак уверяет, что Ивинская, как и Лара из «Доктора Живаг
о», блондинка с серыми глазами, лишь внешний прототип, ей принадлежит «то
лько наружность», а вот судьба и характер списаны до мельчайших подробно
стей с нее, с Зинаиды Николаевны.
Итак однажды З.Н. приходит в больницу навестить тяжело больного мужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86