Цветущая женщина, не знающая, казалось бы, т
рудностей и недостатков.
Ц Романов, Ц сказала она тогда, придвигая к себе чашку кофе, который для
нее и себя всегда по утрам варил я. Ц Романов, я приняла решение. Ты должен
уехать за границу.
Она привыкла, что я никогда ей не возражал.
Может быть, она догадывалась о том, как приближающаяся болезнь разрушит
ее? Меня всегда интересовал процесс вызревания в ее созна-нии разных иде
й. Что послужило толчком? Когда мысль только намети-лась, когда оформилас
ь? Мы все знаем как трудно, а порой и мучительно, возникшая порой как неясн
ое мерцание, мысль одевается в слова. По тому, как Саломея произнесла посл
еднюю фразу, я понял, что это выношенная и мучительно отстоявшаяся мысль.
Нелепая? Послушаем её разрешение, узнаем импульсы и мотивы. Что произошл
о в этой хорошенькой головке? Да это всё трагические сгущения…
Ц Я поняла, Ц все тем же голосом Аиды, уже принявшей свое смертоносное р
ешение, продолжала Саломея, Ц что страна идет к распаду. Нам вдвоем не вы
жить. Женщины более живучи, в конце концов я артистка, а ты профессор, кото
рый соприкасается с идеологией, и тебя при но-вом режиме могут арестоват
ь. Ты должен уехать за границу и там остаться. С дюжиной баб, Ц Саломея раз
вивала свою мысль, и я понял, что это уже стройная система, Ц с которыми ты
раньше возжался и спал… Ц Я попытался сделать протестующий жест и однов
ременно посмотреться в никелированный чайник Ц ничего особенного, тол
стоватый мужик с уже седеющими волосами Ц и не спорь со мною. Целая дюжин
а баб, с которыми ты спал, пока я ездила на гастроли или репетировала в теа
тре, теперь живет заграницей Ц в Америке, Израиле и Германии. Ну, не дюжин
а, а, положим, полдюжины. Большинство из них по-прежнему влюблены в тебя, ка
к кошки.
Ц Что ты говоришь, Саломея, ты посмотри на меня. Мне уже пятьде-сят пять ле
т. Какой из меня пылкий любовник.
Кому-нибудь удавалось переспорить женщину? Кто-нибудь мог остано-вить е
е мысль, возникшую, выношенную и рвущуюся в свет на полпути? Спастись от ла
вины можно было лишь единственным способом Ц не возражать, монолог долж
ен был быть произнесен.
Ц Что ты предлагаешь?
Ц Я должна спасти тебя, Ц здесь уже слышалось неистовство Тоски, во что
бы то ни стало решившейся спасти Манрико. Саломея самоотверженно любила
Пуччини. Ц Тебе необходимо уехать за границу и жить там. Мы можем даже ра
звестись, и ты за границей снова женишься.
Ц Ты думаешь, эти мои так называемые невесты сидят на жердочке и по-преж
нему меня ждут?..
Мы препирались так целое утро. План был, конечно, несколько слишком экстр
авагантен, чтобы быть реальным, но строила его Саломея совершен-но искре
нне. В ее своеобразном, не очень реалистически работавшем сознании, всё э
то было совершенно искренне. Она именно так воспринимала происходящее и
именно так хотела распорядиться и действительностью и мною. Мы иногда го
ворим, что в наше время нет бес-корыстной и самоотверженной любви; это неп
равда. Именно так Саломея всю жизнь любила меня. Но любовь эта несколько б
ольшее, чем жизнь тела, чем мелочь измен и увлечений. Браки, утверждают, со
вершаются на небесах, но и любовь завязывается там же. Это больше, чем при-
вычка, дети, страсть Ц это предопределение жизни и это судьба. От судьбы т
рудно уйти и невозможно её отменить, в жизни человека любовь это его возд
ух, которым он дышит, и атмосфера, в которой он естественно обитает. Вне эт
ой атмосферы человек уже другое, перерожденное существо.
Этой мыслью «отправить» меня Саломея была увлечена, наверное, целый год.
Я даже думаю, что она что-то реально для этого предпринимала или с кем-то д
аже списывалась. Возникали планы моей работы в каких-то провинциальных
университетах Северной Америки и Европы, возникал проект какого-то слов
аря в Израиле, но там оказалось слишком много наших хорошо знающих сооте
чественников. В качестве переводчика меня отправили с нашими нефтяника
ми на буровую платформу в Норвежское море. Как провинциальные Сестры шеп
тали: «В Москву, в Москву, в Москву», Саломея твердила: «спасти, спасти», но е
е собственная болезнь надвигалась так стремительно, так быстро затягив
ала все горизонты, что эта мысль ослабела, ис-тончилась, ушла на нет.
Стоит ли описывать происходящее в послед-ние годы. Время фантастично, и р
ассказать о нем так, чтобы его почувствовали не прямые участники и свиде
тели Ц невозможно. Этот дурной театр с монструозным идиотом Ельциным, с
балаболкой Горбачевым, сменявшим первородство на чечевичную похлебку,
с многочисленными политическими марионетками, властно плещущими на сц
ене, но внезапно, будто проваливаясь, навсегда исчезающими, Ц все это нев
озможно описать, потому что здесь нет силы истины и каких-либо страстей, к
роме жажды денег и представительства. Ни у кого из политических лидеров
не было желания созидать и строить Ц только плясать на раз-валинах.
Теперь мы, значит, имеем дело с новым витком этой старой мысли Саломеи. Я н
е очень представляю себе, как Саломея вообще выжила в этом году. Не работа
ющий орган в организме это не просто расхлябанный письменный стол, котор
ый можно отвезти на дачу, и он стоит там в пыли и никому не мешает. Но если в
человеческом организме перестает работать почка, то она становится орг
аном отмирания, распространяя вокруг себя смерть.
Итак, мысль, рожденная новыми обстоятельствами физической и духовной жи
зни Саломеи. На этот раз она, впрочем, опять заговорила, что одной ей было б
ы умирать легче, чем у меня на глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86