Дед-гиляк, подобрав босые ноги под нерпичью юбку, присел рядом с Невельским. Он взял палочку и, не торопясь, нарисовал банки и отмели, а остальное пространство лимана покрыл черточками.
Гиляки заметили, что русские не понимают объяснений деда, и засмеялись. Дед стал проводить длинные черты через весь лиман, от берега до берега.
— Вашескородие! Это, однако, лодки, — заговорил Козлов. — Эй, приятель! — похлопал он по плечу седого гиляка. — Как вот это по-вашему? — Матрос показал на гиляцкую лодку, а потом на черточку.
Гиляки зашумели и закивали головами.
— Да, да! Совершенно верно! — воскликнул Грот. — Они показывают, что все пространство лимана доступно лодкам.
— А вы помните, Геннадий Иванович, — заговорил Попов, — Лаперуз пишет, что, когда он шел вдоль берега Сахалина, туземцы проводили черту между полуостровом и материковым берегом. Лаперуз решил, что они рисуют перешеек.
Мичман Грот поморщился, словно штурман задел его больное место.
— Может быть, гиляки хотели объяснить Лаперузу, что между материковым берегом и Сахалином можно проехать в лодке? — продолжал Попов.
Дед начертил границы страны Манжу.
Между тем матросы угостили гиляков крепким «черкасским» табаком. В Америке и на Гавайских островах этот русский табак производил эффект.
— У-у! Вот как хватает! — воскликнул Питкен.
Его трубка с русским табаком пошла из рук в руки.
Гилячки принесли свежую рыбу и туес с икрой.
— Горбуша! Такую на Камчатке видали! — говорили матросы.
— Принеси соли, — велел боцман Шестакову.
Распластав рыб ножами, матросы посолили их.
Старик вынул изо рта вырезанную из кости трубку, обтер ее полой халата и сунул Невельскому. Гейсмар с ужасом смотрел, как капитан взял ее в зубы. Затянувшись несколько раз, Невельской возвратил трубку старику. Пришлось и молодым офицерам курить трубку хозяев.
Все смеялись. Гиляки захохотали. Невельской хотел снова вернуть трубку, но старик ткнул капитана в грудь, показывая, что трубка принадлежит ему.
Невельской тронул деда за плечо и прижал трубку к сердцу, показывая, что доволен подарком.
Дед полагал, что с ним хотят попрощаться по гиляцкому обычаю. Он сморщился от умиления и, вытянув губы, потянулся к щеке Невельского, цепко обхватив шею капитана трясущимися руками. Он облобызал его дважды. Старик так обрадовался, что решил перецеловать всех русских.
Фомка Кудрявцев был тут же. Он все время держался в стороне, наблюдая, как офицеры и матросы знаками разговаривают с гиляками. Ему стало обидно, что он своих трусит. К тому же его жена и свояченица — обе тунгуски — все время подталкивали и просили: «Поговори со своими, поговори со своими!» Они сгорали от любопытства и уверяли, что это хорошие люди и ничего плохого не сделают. Фомка подумал, что бабий ум лучше всяких дум...
Капитан и высокий молодой офицер что-то пытались узнать у деда. Фомка подошел к ним.
— Да говорите прямо по-русски, ваше высокоблагородие. Что хотите спросите, я объясню, — сказал он и, густо покраснев, встал перед капитаном.
Невельской, казалось, не удивился.
— Чья тут земля? — спросил он.
— Ничья... — с недоумением ответил Кудрявцев.
— Спроси их, — велел капитан.
Гиляки с жадностью вперили взоры в лицо Фомки, ожидая, что он скажет. Их страшно занимало, о чем вообще могли говорить эти приехавшие к ним люди. Услыхав вопрос, они засмеялись. Особенно хохотали женщины.
— Чья земля!
— Разве земля бывает чьей-нибудь?
— Зачем смеяться? — заговорил старый гиляк. — Я был у манжу. У них землю делят и знают, где чья земля. У каждого своя земля, как у нас рубаха или собаки. А у нас нет этого. Так скажи, — велел он Фомке.
— А дань платите ли?
— Не знаем, что такое.
— Маньчжуры приходят и торгуют, — сказал Питкен. Он показал как.
И опять стали показывать капитану, что маньчжуры хватают женщин за грудь.
— Ты гиляк, что ли? — спросил Грот у Фомки.
Тот вытаращил глаза и склонил голову набок.
— Конечно, гиляк, ваше благородие! — отвечал он.
— Так, может быть, поедешь с нами проводничать? — спросил капитан.
— От этого увольте, ваше высокоблагородие! — взмолился он. — Тут у меня хозяйство.
Он побледнел, ожидая решения капитана. Похоже было, что, вопреки уверениям женщин, его схватят...
Невельской из деликатности старался не смотреть на Фомку, делал вид, что не узнает в нем русского, и лишь мельком пробежал взглядом по его глазам и желтоватой бороденке.
— Ответь мне на несколько вопросов, только скажи честно, я не обижу тебя. Есть ли у реки пролив к югу? Туда, вон в эту сторону?
— Так точно, ваше высокоблагородие! — вскричал Фомка по-солдатски, радуясь, что спросили не про то, чего он боялся...
— Глубок ли пролив?
— Того не знаю. Сам там не был. Вот старик вам чертил на песке, так я понял, что там лодки ходят. Матрос верно про это догадался. А я сам прежде не знал. Где не был, про то сказать не могу. Да вот я сейчас спрошу у гиляков...
— Спроси: проходят ли там суда?
— Нет, суда не ходят, а лодка пройдет, — перевел Кудрявцев объяснения гиляков.
Невельской задумался. Матросы смотрели на Фомку с недоверием.
Гиляки стали говорить, что пролив глубок.
— Откуда вы знаете, что пролив глубок?
Гиляки отвечали, что они на глубине ловят рыбу и поэтому знают места.
— А эти парни твои сыновья? — спрашивали гиляки, показывая на офицеров.
— Нет, это мои помощники.
— Все походят на тебя.
Невельской, кажется, впервые за все время плавания посмотрел на своих спутников не как на подчиненных офицеров. В самом деле, они почти юноши. И все трое похожи друг на друга. Гейсмар немного постарше, уже успел подраться на дуэли, разжалован, отслуживает офицерский чин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138