Эх, ула-ла, эх, ула-ла,
Они сделали Амур...
Губернатор остановился у атамана. Под вечер, сидя в обширной горнице под образами, он беседовал с казаками и казачками... И тут образа, русская печь, лавки по стенам, орава ребятишек.
— Вон их юрты, — показывая в окно, за Аргунь, где на степи виднелись редкие бездворые бревенчатые строения, рассказывал атаман. — Живет там зайсан со стражей. Шибко по границе не ходит. Редко когда делает обход.
Муравьев, слушая рассказы казаков, с гордостью думал, что вот они среди потомков великих русских землепроходцев, чьи предки еще в семнадцатом веке прошли всю Сибирь, проникли через Становой хребет в Приамурье, а оттуда на кочах ходили к Охотскому морю. Это не солдаты и не казаки, населенные по приказу на пограничной линии, и не посланные сюда властью, а потомки первых пионеров, естественная грань русского народа на Востоке. «И я среди них... Здесь не бывало еще ни одного губернатора...» Генерал был доволен. Однако когда ему пришло в голову, что его беседу с аргунцами никто не записывает, тогда как должна бы она принадлежать истории, он впал в досаду.
Мысль, что многие его поступки не будут описаны и не останутся в истории, нередко приходила ему и прежде и всегда раздражала генерала.
— А жаль! Жаль!
Он слушал рассказы о торговле с монголами, о вражде и о приятельстве с азиатами, о китайских пограничниках, так называемых мыргенах, приплывающих на Аргунь раз в год на огромных берестяных лодках, или о том, как на Усть-Стрелке старые казаки, проживши жизнь, не видели баранов, и думал, как своеобразна, как далека здешняя жизнь Петербургу...
— А вот Маркешка Хабаров, — представил атаман маленького кривоногого казака. — Проник далеко в глубь Китая.
Казак выступил вперед.
— Ты Хабаров? — заинтересовавшись, спросил губернатор.
— Так точно! — тонко гаркнул Маркешка.
— Почему у тебя такая фамилия?
— Уж не знаю, че такое! — тряхнул головой казак.
— Ты потомок знаменитого Ерофея Хабарова?
— Дедушки вышли с Амура, но не знаю, тех ли Хабаровых или, может, у Ерофея были братаны...
— Ну, что ж ты видел в Китае?
— Об этом могу рассказать, — ответил казак, радуясь, что наконец-то пришел случай высказать все высшему начальству.
В свое время Маркешка был очень обижен, что его не повезли в Иркутск, и сейчас надеялся поправить дело, рассказать обо всем, что есть в Китае, как следует. Хабаров полагал, что Карп и Алешка, не бывавшие далеко, ничего толком не знают и, верно, могут ввести Муравьева в большое заблуждение... А начальству узнать все необходимо, а кроме как от него — неоткуда.
Хабаров стал с точностью рассказывать, что видел в Китае и как попал в плен.
— В гьяссу ороченам отрубили голову, а меня повезли в Сансин. Там призвали в ямынь. «Зачем в нашу землю ходишь? Казнить тебя будем». Потом спросили, как фамилия, как зовут и почему такая фамилия. Они поговорили между собой, велели отвести меня. Стали лучше кормить. Потом, дней через пять, снова волокут к самому амбаню. Спрашивает: «Это твой дедушка с нами воевал?» — «Мой!»
Все записали. Увели. Прислали баранины. Такой славный попался генерал у китайцев, паря, чувствительный. Потом опять меня тащат. «Че с тобой будем делать за то, что нашего гусайду покарябал?» — «Отпустите домой, могу штраф выслать». — «Чего пошлешь?» — «Да хоть баранов. Ружье могу сделать. Пришлю, как уговоримся». Генерал сначала не верил, потом удивился, что сами ружья делаем. Спросил, как идет работа. Такой любопытный, про все расспрашивал. Уговаривал меня остаться, чтобы ружейную мастерскую открыл. Обещал дать жен. Картинки показывал. Хорошие девки нарисованы. Я говорю: «Охота домой, у вас не останусь». — «Нет, говорит, тебя одного не отпустим. В клетке повезем, на верблюде. А все же, говорит, ты, однако, не того Хабарова потомок, который против нас сражался. Был бы того рода, так достиг бы чинов. Тот, мол, был, по записям, рослый». — «А у нас, отвечаю, этим, наоборот, не считаются. Еще хуже будет, если узнают, что дедушка чем-нибудь отличился». «Ага», — говорит. Записали все кистями и повели меня на веревке за колодку и посадили обратно в яму. А в одно утро меня вытащили из ямы, повезли дальше. Вот где местечко! И недалеко же как будто отсюда, если шибко ехать, однако месяца полтора езды, а с Забайкальем несравнимо... Тепло, весна ранняя, вишня цветет, яблоня. Да я отродясь не видел. Я раньше думал: «Китай! Китай!» А оказывается, там земля теплая. А потом и за стену меня возили...
Губернатор наконец прервал его.
— Нет, надо дослушать, — с неудовольствием возразил генералу Маркешка. — Погоди!
— Да ты все одно рассказываешь, — грубо оборвал Муравьев.
— Вот погоди, сейчас.
Муравьев нахмурился, но смолчал. В душе ему понравилась твердость этого маленького казака, и невольно возник к нему новый интерес.
Хабаров рассказал, что на юге так тепло и такие хорошие всходы, что китайцы не хотят жить в низовьях Сунгари, что китайцы-переселенцы селятся по верховьям рек Муданцзяна и Сунгари и что земля за Амуром им, как они сами ему не раз говорили, не годится для жизни.
— Китайцы только тем и довольны, что там леса много и болот и никто сквозь них не продерется. Они выросли в тепле, им на стужу не шибко охота... А нам Амур — как рай земной, мы лучшего не видали. Я в Китае побывал, так понял, что ничего-то мы не знаем...
Когда Маркешка стал рассказывать, как его привезли в Кяхту, губернатор засмеялся и все казаки дружно захохотали.
— Как заехали, так сразу пугать меня: ну, мол, ребята, горячих ему. Сразу вижу — в Расею попал, дома, значит. Вот так вышел из Китая.
— Но больше не смейте туда ходить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138