– Ну да, – неуверенно ответил голос.Доктор Эйхнер попытался разбудить Фроста.– Это просто фантастика! – сказал он. – Приди в себя, Фрост! – Он схватил его огромную руку, но сознание Фроста спало беспробудным сном. Люди вокруг стали шикать на доктора. Он удивленно посмотрел на них, а затем снова стал рассматривать участников жюри сквозь линзы бинокля.Между тем шоу достигло главной стадии.– Вы сказали «чешуйки»?– Да.Волнительное бормотание пронеслось по аудитории.– Это ихтиозит? – рискнула женщина-комментатор.– Да!– Да, это ихтиозит!Занавес был спешно снят, и толпа издала свой обычный вздох отвращения, а затем стала бурно аплодировать.На стене, позади стола жюри, как декорация, была огромная панель с разноцветными лампами, изображающая внутренности человеческого тела. Эта панель, видимо, была соединена с электрическим устройством, улавливающим аудиосигнал, и в те моменты, когда смех, свист и выкрики в студии становились громче, лампы начинали гудеть – мигая и ослепляя. Поскольку вопросы стали задаваться быстрее и с большим энтузиазмом, световая анатомия засияла более интенсивно, становясь ярче и ярче, пока, после своеобразного волнового накала, когда аудитория затаила дыхание перед тем, как сняли занавес с очередного участника, и это переросло в апофеоз с финальным взрывом аплодисментов, анатомическая панель стала содрогаться и бушевать с нестерпимой яркостью почти что в течение полминуты. Потом панель погасла, и, когда игра возобновилась, вспыхнула, и, угасая, пульсировала на каждом вопросе и ответе, чтобы еще раз засиять в самом конце.– Зоб Colussi?– Нет, это не зоб Colussi.– Узловой зоб!– Узловой зоб… да! Узловой зоб!– Ооооооооооооооооооооооооооооооооооо!И когда толпа снова взорвалась в одобрительных аплодисментах, панель с лампочками загорелась и запульсировала, как будто произошло короткое замыкание. Странное сияние цветов и преломление произвели неожиданный эффект: некоторые лица в аудитории казались окостенелыми и отделенными от остальных, другие же – зачастую изрядно искаженными.– Это не… Гигантские пятна от кори?– Да! Так точно! Это гигантские пятна от кори!– Ба, – гневно содрогнулся доктор и снова начал через бинокль разглядывать публику. – Я ухожу, Фрост! – резко окрикнул он Фроста. – Держи этого человека под прицелом и свяжись со мной – снова в «Мэйфэйре». – Сказав это, он, на нетвердых ногах, стал продвигаться на выход из студии, вызвав негодование охранника, стоящего у двери, и оставляя Фроста, чье лицо ничего так сильно не напоминало, как холодный гладкий камень. 18 Ральф и Барби устроились в кабриолете, в огромном театре для автолюбителей, и теперь Ральф смешивал два виски с кока-колой в бумажных стаканчиках, которые он только что достал из бардачка.– «Будь готов» – это наш девиз! – весело произнесла Барби.Прелестная девушка лучезарно улыбалась; Ральф предложил ей пойти после сеанса в «Месье Крок», модный клуб-ресторан на Сансет Стрип. И по этому случаю Барби надела свое чудесное чесучовое, простое, строгое, красивое платье с тонкой, мерцающей линией жемчужно-розовых пуговиц, которые окаймляли ее груди, как теплые стрелы. Ее волосы были зачесаны назад, с двумя маленькими гребенками, оставляя белую линию пульсирующего горла, вызывающе изогнутого, и под натянутыми сухожилиями можно было различить биение пульса. На первый взгляд, мимолетно, когда ее лицо было спокойно, она могла напоминать убийственно сексуальную лесбиянку-инженю, но под этой маской отполированного лоска девушка скрывала свою хрупкую сущность, нежную, окруженную теплом атласа и кружев.– Ну так выпьем! – сказала шаловливо, подняв свой стаканчик.– Выпьем за леди! – парировал Ральф. – Задницы вверх!Барби скорчила кислую мину, сначала в насмешливом выговоре, чтобы Ральф устыдился своего тоста, а затем в искреннем отвращении, попробовав напиток.– Уф-уф, – многозначительно сказала она, покачала головой и вернула Ральфу почти полный стаканчик. – Нет, спасибо. Налей мне еще кока-колы, пожалуйста.Ральф с видом комичного упрека добавил кока-колы в ее чашку, а Барби в свою очередь благовоспитанно отодвинулась в сторону бокового окна и, как будто оставив юношу на испытательный срок, уставилась на отдаленный экран, на котором в данный момент демонстрировался новостной блок двухнедельной давности. Пока что они сидели в относительной тишине – поскольку Ральф выключил маленький усилитель, который работник кинотеатра прикрепил к их окну, – как одна из сотен пар, каждая из которых, отдельно, в темноте, в безбрежном парковочном пространстве, приютилась и смотрела утратившие новизну, безмолвные, полные боли и горя мировые новости… постепенно начал капать дождь.Ральф закрыл окно со своей стороны и, видя, что Барби не может справиться со своим окном, наклонился, чтобы помочь ей, и легко поцеловал ее в висок.– О, начинается дождь, – сердито сказала Барби, замерев от проявления такого внимания. – А я не взяла шарф! О, как это ужасно!– О, я не знаю, – сказал Ральф, – может быть, это и к лучшему. – Он стал энергично наводить порядок в машине, здесь и там поправил матерчатую крышу и закрыл крышку вентилятора. Он включил радио и отыскал на какой-то волне мягкую музыку, а Барби безнадежно смотрела на все это. В преломлениях света, идущего с экрана и отражающегося от панели радио, ее спокойное лицо менялось в полутьме, как будто высеченное скульптором-волшебником, отображая грани ее красоты, которые были постоянными и ускользающими одновременно, и казалось, в ее глазах пляшут маленькие огни.– Но у меня ничего нет, – объявила она, – что я могу одеть на голову!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56