Торжественно и дружелюбно доктор Эйхнер обменялся с ними рукопожатиями.– Похоже, нелегкая выдалась вам неделька, док, – громко сказал Фиске, широко усмехнувшись.Оба мужчина, казалось чувствовали себя в этой обстановке несколько странно. Фиске таращил глаза вокруг, смущенно изучая ковер под ногами и удивляясь его плотности, а Стоктон скорее выглядел жестким и подозрительным.– Это здесь вы работаете? – резко спросил он доктора. – Я имею в виду, вы здесь практикуете?Каждый раз, когда доктор и Стоктон разговаривали, Фиске внимал их репликам так, как накачанный наркотиками внимает ходу фантастического теннисного матча. Казалось, он всегда готов вот так стоять, покачивая головой, шлепать себя по бедрам и беззвучно смеяться, иной раз в тихом удивлении.Доктор Эйхнер рассказал им историю деловито и просто, только в ключевых моментах припуская некие драматические обертона:– Пока она рассказывала историю своего заболевания, она прошла по полу, снова нервно встала напротив ящика с инструментами, притворяясь… О, я скажу вам, что вот так играть свою роль – это великое мастерство… притворяясь, что восхищается инструментами, но рассеянно, понимаете, как будто на самом деле это не отвлекало ее внимание от рассказа. Затем, когда она закончила свой рассказ, она стояла – вот как раз там, где вы сейчас, сержант, – рядом с ящиком для инструментов, минуту она молчала и непринужденно крутила пальцами – или мне так показалось – скальпель Ханлона – хирургический нож с лезвием в четыре инча, – которым, как я успел заметить, она медленно обвела вокруг своей руки. И затем, слегка покачав головой и не глядя на меня, она сказала: «Нет. Нет, доктор, есть только один способ, которым вы можете мне помочь…» – и с удивительной, действительно убедительной проворностью она неожиданно повернулась, угрожающе размахивая скальпелем, и быстро пошла прямо на меня, говоря сквозь стиснутые зубы: «Если вы отдадите мне деньги, которые лежат у вас в столе!» Да! Я скажу вам, джентльмены, это застало меня врасплох! – И доктор проиллюстрировал это, моментально беспомощно и слабо упав в кресло. Затем он резко встал и, сузив глаза, словно предаваясь каким-то фантазиям, продолжил: – Не столько сам простой факт инцидента, но само развитие ситуации, или, лучше сказать, произведенное на меня впечатление. Что я хочу сказать, так это следующее: никто не может себе представить, что женщина с ножом действительно способна вызвать страх… И я бы не представил – и все же, было что-то настолько – такая убедительная угроза во всем этом, нечто такое… можно сказать, атлетическое в том, как она держала этот нож, что я – я признаю это – действительно испугался за свою жизнь. Тем не менее сначала я протестовал, пытаясь ее убедить, и даже отрицал тот факт, что в столе были деньги. Я попытался встать из кресла – и в мгновение ока она поднесла скальпель к моему горлу! Короче, я отдал ей все деньги, которые были у меня в офисе – около шестисот долларов, – и она убежала через окно, как какое-то животное.Фиске низко присвистнул и перевел взгляд с доктора на Стоктона и обратно. Стоктон, который за все время повествования только пару раз оторвался с неодобрительным видом от своего блокнота, внезапно широким шагом направился к окну.– Через это окно, верно? – резко спросил он, делая пометку в своем блокноте, хотя на самом деле в комнате было только одно окно. Он импульсивно схватился за ручку, чтобы открыть окно пошире. Доктор Эйхнер попытался было заговорить, но вовремя опомнился.– Она вышла через это окно, – объявил Стоктон и, держась за ручку, перегнулся наружу, озираясь вокруг. – Вы помните, в какую обувь она была одета в тот момент, доктор?– Конечно, я не могу быть уверенным до конца, – серьезно сказал Фред Эйхнер, поднимая маленький листочек, – но я попросил мою секретаршу, чтобы она описала, во что была одета женщина, и вот ее список – и он весьма примечателен, поскольку такие тонкости могут заметить только женщины. Итак, она была одета: «коричневые чулки, британские шнурованные плоские туфли на креповой подошве», и я полагаю, это обычная разновидность ботинок на плоской подошве… Точно. Я скажу, что не припоминаю этого клацанья от высоких каблуков, которые обычно носят мои пациентки – хотя, по правде говоря, я не могу сказать, что уделил этому особое внимание… так что у меня нет четкого визуального представления на тот момент о…– Она все точно написала, – произнес Стоктон из окна, – здесь нет следов.Он сделал пометку в своем блокноте. Было очевидно, что Стоктон воображал себя очень проницательным, то есть на самом деле он был в полнейшем замешательстве, но хотел произвести обратное впечатление. Доктор Эйхнер протянул ему бумагу.– Все, что я сам смог вспомнить по поводу ее одежды, полностью описано здесь и, как я сказал бы, во всех подробностях. Я думаю, эта бумага лучше послужит описанием, чем все, что я скажу по этому поводу. Я это внимательно изучил и, думаю, больше никаких подробностей…– Сержант, – сказал Стоктон, обращаясь к своему компаньону, – передайте это описание в управление. – Он быстро передал бумагу Фиске, который сначала удивленно на него посмотрел, затем произнес:– Так точно! – И направился к выходу из офиса.– Подожди минуту, – сказал Стоктон. – Я хочу, чтобы здесь также поискали отпечатки пальцев. Скажи им, чтоб прислали для этого человека. – Он внимательно уставился на ручку окна, за которую держался, громко комментируя: – Если она вышла через это окно… – Этого было достаточно, чтобы у Фреда Эйхнера начались спазмы в желудке.– Я понял тебя, Сток, – радостно сказал Фиске.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56