Она сломает его. Он действительно выйдет оттуда другим человеком, но вряд ли лучшим, чем был, – взмолилась Элиз. Она вглядывалась в их лица в поисках надежды. – Я единственная, кто помнит, как мы заключали пакт о взаимопомощи в ночь перед выпуском. Я про то, чтобы помогать друг другу, куда бы ни вела нас судьба. Помните?
– Никто из нас не забыл, – мягко произнесла Морган, – потому мы и здесь. Но нам уже не по двадцать два, Элиз.
Рик хмуро поглядывал сквозь свои дурацкие очки.
– Элиз, это твое отчаянное стремление помогать Джеймсу больше связано с тобой, чем с ним.
– О чем это ты?
Беседа явно зашла не туда.
– Ты всем хочешь помочь, – сказал Эрик. – С тех пор как я с тобой знаком, ты всегда была в первых рядах добровольцев-благотворителей и заступалась за каких-нибудь несчастных и обделенных. Но иногда лучший способ помочь человеку – это позволить ему самому справиться с трудностями. Я знаю, это трудно, но тебе пора прекратить нянчиться с Джеймсом.
– Ты не хочешь помочь Джеймсу из-за того, что я люблю помогать людям? – Элиз бросила на Эшвина взгляд, ясно говорящий: «Ты можешь в это поверить?» Он поежился, но не сказал ни слова.
– Эрик, хватит читать нотации Элиз, – сказала Морган. – Мы здесь из-за Джеймса, а не из-за нее.
– Но это правда, – запротестовал Эрик, – она вечно...
– Я и в тот раз слышала, что ты сказал, – оборвала его Морган. – Если ты это повторишь, больше правды в твоих словах не станет.
Элиз покраснела, а Эрик смолк. Два предложения. Морган обошлась всего лишь этим. Двумя фразами она сбила спесь с Эрика. Почему же ей это всегда так трудно дается?
– Так, скажу честно, – начала Морган. – Я все еще учусь, и для меня тысяча соверенов – большая сумма. Через несколько лет все изменится, но сейчас... Пока это большой вопрос.
– Ну и ладно, – вступила Элиз, цепляясь за шанс, оставленный ей Морган. – Дай столько, сколько сможешь. Разницу покроем мы.
– А что об этом думает Эшвин? – спросил Эрик.
Они все повернулись к Эшвину. Он смотрел, как дождь часто стучит в стекло. Когда через миг он посмотрел ей в глаза, Элиз поняла, что он принял решение.
– Если бы мне грозила тюрьма, – промолвил Эшвин, – я бы надеялся, что лучшие друзья внесут за меня залог размером в стоимость дивана. – В его словах была тихая ярость, за которую Элиз захотелось крепко его обнять.
После этого им осталось только выбрать выходные и разработать план, как им удивить Джеймса.
ДЖЕЙМС
В баре было многолюдно. Не то чтобы яблоку негде упасть, но достаточно, чтобы, пролагая себе путь сквозь толпу с подносом, уставленным кружками, Джеймс иногда приговаривал: «Извини, друг». Закопченные балки нависали низко над головой, и Джеймс не раз под них подныривал, чтобы не удариться. Горькое пиво, которое варили здесь, в Йоркшире, густое, со сливочным вкусом, не выплескивалось через край кружки, как водянистое пиво южных графств. Нетрудно было привыкнуть к этому местечку, где все было чуть более честно и чуть менее пресно.
– Вот и я. Три пинты лучшего горького пива «Скиптон армс» для друзей, – сказал Джеймс. Он передал две кружки Эрику и Эшвину. – И две полупинты для дам. – Элиз приняла свою полупинту с улыбкой, а Морган – с гримасой.
– За прежние времена и лучшее будущее! – сказал Джеймс.
Остальные четверо присоединились к тосту и отпили кто сколько. Джеймс, как обычно, последним опустил свою кружку.
Эти выходные за городом явились для него полной неожиданностью. Много месяцев они не собирались все вместе, поэтому он онемел от удивления, увидев их всех в минивэне, взятом ими напрокат. Они выехали по M1 через Кембридж, а после свернули на А1 к северу. Эрик хотел распланировать их маршрут, но Морган переспорила его, указывая повороты и направление наобум. Так они и оказались в Скиптоне, городке к северо-западу от Лидса, на границе Йоркширской равнины.
Он знал, конечно, чего они пытаются добиться. Они сплотились вокруг него единым фронтом, но если взаправду, то его это только еще больше удручало. На самом деле в эти выходные они прощались.
Пока. Увидимся через шесть месяцев. Желаем тебе в тюрьме разобраться в себе самом.
Все знали, что ему не по карману штраф – при его редко появляющихся сценических ролях и неспособности удержаться на временной работе. В минуты тоски Джеймс признавался Элиз, что с тревогой думает, не пропустил ли он свою птицу счастья, не заметив ее с пьяных глаз. И его тошнило слышать об актерах, выбившихся в звезды, когда в них уже никто не верил. Если еще один доброхот упомянет Энтони-мать-перемать-Хопкинса, он его пристрелит.
Взять бы в долг, да нет такого банка, который ссудил бы Джеймсу деньги. Так что сидеть ему в тюрьме – от наказания не уйти. Ему и двух сотен фунтов не собрать. Если Бог и есть на свете, то театру он явно не покровительствует.
Прибыла официантка с заказанными блюдами, и самокопание Джеймса было прервано.
– Довольно вкусно, – сказал Джеймс, расправляясь с крупным куском картофелины. – Интересно, насколько мерзкой будет еда за решеткой?
Сидящие за столом замерли, четверо его старейших друзей глядели на него с разными выражениями лица.
– Что?
– Ты не сядешь в тюрьму, – сказала Элиз с болезненной гримасой.
– Конечно сяду, – сказал Джеймс так решительно, как только смог.
– Мы тут скинулись и наскребли для тебя денег, – сказал Эшвин.
– И тебе осталось найти только последнюю тысячу соверенов, – добавил Эрик.
Джеймс потерял дар речи. Он переводил взгляд с одного на другого. Элиз улыбалась, но в глазах ее стояли слезы. Эшвин и Морган очень схоже ухмылялись. Даже Эрик, казалось, был доволен его замешательством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125