Этих чудаков чужие проблемы волновали не меньше, чем свои. Да и свои они заработали именно потому, что слишком рьяно рвались принять участие в чужих. Но опыт ничему их не научил, и они стояли, раскрыв рты и ловя каждое слово, доносившееся с помоста.
У двоих, последних, ищущих закона и справедливости в Кассарии, не было ни спутников, ни помощников, ни даже бумаг. Красавец-лорд выглядел очень уверенным и смело смотрел на судей, а троглодит, напротив, находился в состоянии, близком к панике, и едва не терял сознание.
Молодому некроманту сделалось его жаль.
– Чего ты просишь? – спросил Бедерхем, удивляясь тому, что смирный обычно Зелг принялся дергать его за полу мантии. Это отвлекало от процесса и мешало гневно сверкать глазами и порыкивать.
Троглодит посерел от ужаса и присел, опираясь на хвост, но не проронил ни слова.
– Позвольте мне, ваша честь, – заговорил Таванель, отвешивая демону и прочим судьям по учтивому поклону. – Пусть я и явился сюда в качестве ответчика, однако я не меньше истца ищу справедливости. Вот уже долгое время сие жалкое создание не дает мне прохода, заявляя, что оно выступает от имени душеприказчика моей души. Дескать, душа моя недовольна мною и хочет вырваться из-под моей опеки. Я смело повторяю эти беспочвенные обвинения, ибо они кажутся мне абсурдными. И пришел я сюда…
– Тебя не спрашивают, зачем ты пришел! – зарычал Бедерхем, до которого дошли отчаянные сигналы молодого некроманта.
– У меня есть свидетельница, – поведал ему Зелг. – Помните, я вам говорил?
Судья хотел было напомнить ему, что разговор не удался. Причиной тому стал Птусик, заложивший слишком крутой вираж. С отчаянным криком «Поберегись!» он врезался точнехонько в некроманта и потерял сознание от столкновения. Бедерхем охотно казнил бы летучего мыша: ему этот выход представлялся самым разумным. Но Зелг разволновался, вызвал доктора Дотта, и они долго хлопотали над растяпой.
Потом появился Мардамон с проектом пирамиды. А следом за ним – король Юлейн, который с надеждой спрашивал самого демона, не хочет ли тот наслать на его душеньку Кукамуну какое-нибудь бедствие? А если нет, то, может, душенька Кукамуна для чего-нибудь пригодится в Преисподней?
Словом, ничего этого Бедерхем напоминать не стал, а просто махнул рукой.
– Он говорит правду? – обратился к троглодиту Кехертус.
Несчастное существо быстро закивало головой. Ушки на шапке мелко затряслись. На паука он вообще не смотрел.
– Ты называешь себя князем ди Гампакортой? – уточнил Такангор, которому нашептал этот вопрос взволнованный вампир. Шелковистое ухо минотавра чутко прислушивалось к словам Мадарьяги.
Троглодит, казалось, проглотивший язык, отрицательно замотал головой, всячески отказываясь от славного имени.
– Тогда – кто ты?
– Глаза, – пискнул соотечественник Карлюзы.
– Кто?
– Глаза князя ди Гампакорты.
– Вы что-нибудь понимаете, ваша честь? – спросил вконец растерявшийся Зелг.
– Я понимаю, что последнее дело на этой неделе станет самым необычным в этом веке, а может, и в тысячелетии, – отвечал демон. – Я бы рекомендовал удалить зевак и ограничить число журналистов, раз уж вы отказываетесь выгнать их взашей. И неплохо бы окружить территорию солдатами. Все неправильно в этом неправильном деле. Не хотелось бы неприятных сюрпризов.
– Солдаты всю неделю на местах, – ухмыльнулся Такангор. – Лучники торчат в бойницах, меняются каждые два часа. Любого подстрелят по моему сигналу. Ветераны «Великой Тякюсении» дежурят день и ночь.
– Браво, генерал, – сказал демон. – Я и не заметил.
– Объявлю им благодарность в приказе, – решил минотавр. – Не нравится мне этот лорд. Глаза у него нехорошие.
– Совершенно верно, – согласилась фея Гризольда, спархивая на подлокотник его трона. – Это вовсе не глаза души, которую я видела той страшной ночью. Кто-то другой выглядывает из них.
– Разве так бывает? – изумился герцог.
– Бывает все, – убежденно молвил Такангор. – Так маменька говорят. А маменька знают, что говорят.
– Ну, если маменька… – вздохнул некромант, давно ознакомленный с теорией о непогрешимости мадам Мунемеи Топотан.
– Итак, начнем с самого начала, – предложил минотавр. – Потому что лично мне ясно, что эти двое что-то путают. Нам известно, что душу лорда Таванеля представляет князь ди Гампакорта, здесь отсутствующий. Нам известно также, что лорд Таванель, здесь присутствующий, существовать в принципе не может. Я хотел бы сперва получить объяснения по этим двум вопросам, прежде чем двигаться дальше.
– Разумно, – согласился судья Бедерхем. – У вас, юноша, мертвая хватка и ясный разум. Из вас выйдет неплохой судья.
– Я воевать люблю.
– Одобряю.
– Хочу обратить внимание достопочтенных судей, – сказал внезапно лорд, – что это моя душа. И кто, как не я, может судить, счастлива она или нет, хочет она покинуть меня или в ужасе от этой перспективы. И неужели следует считать весомым доказательством слова этого безумного существа, полагающего себя глазами некоего, возможно, выдуманного князя?
– Я пока не знаю, что думает ваша душа, – наклонился к нему Бедерхем, отчего лорд попятился, – но я наверняка знаю, что князь ди Гампакорта существует во плоти и крови.
Таванель криво и заискивающе улыбнулся грозному судье.
– Кто он? – спросил Зелг.
Вместо демона ответил Мадарьяга:
– Мой давний друг. Один из тех редких смельчаков, что побывали в Преисподней и вернулись оттуда. Слепой каноррский оборотень. Меня удивляет только, что он прислал вместо себя этого беднягу. Все равно что отправить нашего Карлюзу воевать с драконом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140