– Гризольда, – призналась фея и сделала странное па толстенькой ножкой.
– Что за имя! – возопил призрак. – Оно ласкает слух. А произнесенное вашим мелодичным голоском оно очаровательно вдвойне.
– Странно, – сказал Кальфон, обращаясь к Такангору, в котором признал родную душу, – я бы скорее определил ее голос как басовитый, с похрюкиваниями и немузыкальным скрипом.
– Влюбленность застит и взор, и слух, – поведал генерал Топотан.
– Никогда не влюблялся до такой степени, – признался демон. – В этом, видимо, все дело. Но он, определенно, поэт.
– Нет, этот отчаяннее, – постановил минотавр, разглядывая душу рыцаря. – Поэты – те только на словах горазды совершать подвиги вроде женитьбы и верности до гроба. А он и вправду может учудить что-нибудь подобное.


Поэт может воспевать многих женщин, на которых он испугался бы жениться.
Сэмюэл Джонсон

– Ну, вот и я, – весело сказал Зелг, – благодарю всех за своевременную помощь.
Он прошелся среди толпы, по очереди пожимая всем руки.
– Однако силен наш супостат, – признал судья Бедерхем. – Столько могущественных персон сражались с ним одним. Не нравится мне это. И сразу могу сказать – к нашим он не имеет никакого отношения. Совершенно другой стиль.
– Кому такое понравится? – резонно заметил Узандаф. – Главное, непонятно, что оно такое и куда делось. Гампакорта говорит – теперь тело лорда похоже на бутылку, выпитую до дна.
– Полагаю, сие приспешник Галеаса Генсена. И подался, вероятнее всего, в Бэхитехвальд.
– Ни в коем разе, – замотал головой Такангор. – Генсен обречен на свое королевство и на злодейство свое тоже обречен. Его никто не спрашивал, когда делал таким. Не спорьте со мной, я лучше других понимаю: поединок – прекрасный способ близко узнать друг друга. А этот ваш самозванец – он добровольно рвется в смертоубийцы, негодяи и подлецы. Как по мне, это гораздо хуже и опаснее. Что-то он тут вынюхивал.
– Только опасности нам не хватало для полного счастья, – заскрипела мумия. – О, Борромель! Давно тебя не видел. Как дела?
Борромель сидел в темном углу, нахохлившись. Видимо, близость Бедерхема его нервировала.
– Когда как, – ответил он, и от звука его голоса подскочили мирно дремавшие Бумсик и Хрюмсик.
– А где же князь? – спросил Мадарьяга, озираясь.
– Им о многом нужно поговорить с Таванелем, – сказал молодой некромант. – Думаю, они присоединятся к нам позже.
– Вот можешь же, когда хочешь, – заявил Узандаф Ламальва. – Почему дедушка должен бегать за тобой и уговаривать поупражняться? Видишь, как необходимы навыки некроманта?! Для всего пригодятся, даже для добрых дел, хотя твой предок Гахагун, вероятно, скачет до потолка в своем мавзолее.
– Да, – рассеянно покивал Зелг, – конечно. Да, да. Ну что, вроде бы все в порядке, все довольны. Пойду-ка я к себе, запишу пару строк, пока не забыл. А за обедом обязательно тебе прочитаю.
– Нет, – сказала мумия, – я не могу. Он меня доведет до того, что я добровольно замуруюсь в каком-нибудь склепе.
– Гхм! – кашлянул Кальфон. – Мне бы минуту вашего внимания.
– Конечно, – приветливо откликнулся герцог. – Извините, видите – сплошные хлопоты с этим Бесстрашным Судом.
Он поглядел в окно.
Там занимался рассвет – свежий, розовощекий, умытый росой ребенок нового дня.
Два пьяных в зюзю кентавра медленно ковыляли мимо крепостной стены, находя друг в друге единственную точку опоры на этой стремительно вращающейся земле.
Лорд Таванель все так же отрешенно сидел в кресле посреди замкового двора. Часовые, расположившись кругом, негромко о чем-то беседовали.
– Рассвело, – изумленно сказал Зелг. – Ночи как не бывало. Простите великодушно, я прослушал – кто вы и что вас привело в наш скромный замок?
– Где мои манеры? – сокрушенно взмахнул крыльями Бедерхем. – Знакомьтесь, господа. Герцог Зелг Галеас да Кассар, князь Плактура, принц Гахагун. А это мой коллега и родственник – Кальфон Свирепый, граф Торрейруна, Погонщик Душ, Повелитель Грозовых гор, хозяин реки Забвения и командующий шестидесяти легионов Падших. Недавно получил чин генерала.
– Поздравляю, – сердечно сказал Зелг.
– Вот, послушайте, – недовольно забубнил Такангор. – У всех есть шестьдесят легионов, только не у меня. А вдруг война или какое другое ответственное мероприятие? Что прикажете делать? Водить экскурсии по достопримечательностям и пропагандировать дружбу народов, культуру и вечные ценности?
Некромант огорчился. Ему так хотелось мира и тишины. Он и сам не отказался бы посидеть ночью в башне, полюбоваться в крупноскоп звездами, подумать о вечном…
– Ну, – вздохнул Кальфон, – тут вот какое дело.
Он деловито пошуршал свитком.
– «Трепещи, о смертный!» – это вы слышали…
– Слышал, хотя не очень понял.
– Трепещи и ужасайся, так, это тоже опустим, перед мощью владыки… на-на-на-на… ну и дальше в том же духе на две ладони вниз, а потом мы переходим к существу вопроса. – Кальфон прокашлялся и загрохотал: – «Старинная вражда между нашими семьями с годами не угасла, и пришло время кровью заплатить все долги великому Князю Тьмы. Война…»
– А, – догадливо сказал Зелг, – кровопролитие! Так бы сразу и сказали. Тогда это не ко мне. Если речь о войне, то вам к милорду Топотану. Он сие дело любит, одобряет и понимает. А я, видите ли, пацифист; больше на такое мероприятие ни ногой. Хлопотно, тревожно, неуютно и съедает практически все свободное время. Чтобы интересоваться боевыми действиями, нужен особый склад ума. Вы согласны? Что же поделать, если я ученый до мозга костей.


Когда-нибудь объявят войну, и никто не придет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140