Крепкое пойло, гремучая смесь, составленная барменом кабачка «На рогах» и проверенная не на одном десятке робеющих женихов, произвела на горгула потрясающее по силе воздействие. Дело в том, что предыдущие шестьсот лет он был убежденным трезвенником, и внезапная смена жизненных позиций далась ему нелегко.
Всю церемонию он икал, качался и гонял невидимых уточек.
Почему-то именно присутствие этих гипотетических уточек на его свадьбе особенно беспокоило славного Цуглю. Он шипел на них, хлопал крыльями, громко топал лапами и метко плевался, то и дело прерывая старейшину. Затем полез целоваться к мадам Хугонзе, подружке невесты, схлопотал по ушам и расстроился, что жена его не признала. После чего выразил желание немедленно прокатиться с супругой на крылатой кобыле и отправился ловить оную.
Счастливый, помолодевший лет на триста, Цугля летел на бреющем над Пегасьей Долиной, а за ним длинной вереницей растянулась свадьба.
Впереди всех – минотавры, признанные атлеты, которым нипочем не догнать даже хмельного горгула; следом, кавалькадой, – спотыкающиеся кентавры, существа стремительные, но уже в зюзю пьяные, а потому нерасторопные; затем – эльфы и сатиры; и уже замыкали торопливую процессию почтенные гномы, кобольды и сама счастливая молодая, которой возраст не позволял заниматься бегом по пересеченной местности, а радикулит мешал полноценно взмахнуть крыльями.
Далеко впереди разлетались перепуганные лошади.
На следующий день, протрезвев и пережив все стадии жесточайшего похмелья, о котором с трепетом и назиданием рассказывают после детям и внукам, господин Цугля устыдился, просил прощения и два последующих месяца супружества был просто шелковый. Хоть к ране прикладывай.
Население Малых Пегасиков беспокоилось за мадам Горгарогу – как она перенесла такой удар. Но мадам только смеялась.
– Тоже мне – нашли причину для мировой скорби. Так он хотя бы женился. Говорю вам, иначе не видать мне свадьбы – он бы просто сбежал в последнюю минуту. Я еще должна этому негодяю из «На рогах» за его отраву, хотя я зашла и высказала ему все, что полагается, чтоб не думал, что можно спаивать честных горгулов. А если бы господина Цуглю хватил кондрашка? Я допила его порцию – он не осилил, бедняжка, у него никакого опыта. Не пропадать же напитку. И я вам так скажу: я женщина крепкая, но и меня слегка перекосило по диагонали.
Состав гремучего зелья так заинтересовал народонаселение обоих Пегасиков, что в кабачке было не протолкнуться. Даже Мунемея соизволила принять несколько подач и признала, что давно уже напиток «так не гонял кровь по жилам».
– Ах, мадам Горгарога, – говорила она однажды вечером, когда дети уже ушли спать и они остались вдвоем, в любимой беседке неподалеку от заброшенного храма. – Этот ваш напиток – плесните нам еще по чарке – напомнил мне далекую молодость. Такое действие в былые времена производил на меня поцелуй Гогила, хорошая свалка да коктейль, который один безнадежно влюбленный кобольд назвал «Гневом Мунемеи». Славные были времена, мадам Горгарога.
– Вы мне станете рассказывать! Мы следили за вашими приключениями, как за сказкой. Все рогатые дамы поголовно влюбились в Гогила с надеждой на будущее; а все представительницы не минотаврьих семейств – безнадежно.
– И вы?
– А я вам не дама?! Конечно, да. Правда, он состоял у меня про запас и терзал мое девичье сердце в промежутках между душераздирающими свиданиями с моим тогдашним женихом. Кто бы подумал, что тот улетит однажды на войну и не вернется!
– Все мы были молоды и безрассудны.
– Я на вас сильно удивляюсь, что вы отпустили Такангорчика в подвиг после таких раздраконий. И еще эти пророчества. Вы сказали ему? Хотя бы иносказательно.
– Нет, мадам Горгарога, – отвечала Мунемея. – Иначе бы он все время старался подстроиться под них, и один Тотис знает, что из этого вышло бы. А Тотис не знает, потому что ему все равно.


Пророчества, получившие широкую огласку, почти никогда не сбываются.
Закон пророчества по Тернеру

– Вы – да! – мудрая женщина, – заявила Горгарога.
– Признаюсь, я все время в сомнениях.
– Я про то, что вы предусмотрительно заказали четыре кувшинчика этого антиобщественного зелья. Второй внезапно закончился, а разговор даже не начался.
– Вам помогла целебная смола?
– О, очень помогла! Я принимаю ее внутрь для вообще и снаружи – для крыла. Внутрь подходит больше. Можно будет попросить еще скляночку?
– Само собой. Вы правы, мадам Горгарога, – тихо сказала Мунемея. – Я тоже удивляюсь, как я отпустила Такангора, пусть не зная, но предполагая, что его ждет.
– Но оно все равно ждет. Пустите вы или ляжете костьми поперек этого входа, будущее нас обязательно дождется. Я это уже поняла. Он жив и пишет – что уже много, – сказала почтальонша, опрокидывая в себя следующую чарку. – Правда, писателем ему не стать – фантазии никакой, зато точность отменная. Как схвачены подробности. А вы не боитесь, что близится час, когда кто-нибудь откроет ему правду?
– Не знаю.
– И тогда за ответами он придет к вам. Мы будем стоять насмерть, но это же ваш сын. В нем бурлит ваша кровь, и многих это уже окончательно изумило вплоть до летального исхода. Такангорчик – почтительный ребенок, но на всякий случай я буду в глубоком арьергарде, когда он захочет подробностей.
– За деревьями не видно леса, – изрекла Мунемея. – Подробности не нужны никому, кроме меня. Я унесу их с собой.
– Можно я спрошу вопрос?
– Пожалуйста.
– Но это щепетильно.
– Мадам Горгарога, у меня найдется от вас не много секретов.
– Вы правда, говорят, верите в то, что там, – почтальонша потыкала когтем в стремительно темнеющее небо, – есть такие же Малые Пегасики?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140