Эти места издревле являлись предметом споров между королями Тиронги и герцогами да Кассарами.
Мало кто захочет жить на земле, которую оспаривают друг у друга великие владыки, а потому здешние жители были сплошь не-людьми. Отчего Агапия Лилипупса похоронили именно в Лисалии, остается только догадываться. Пейзажи тут отменные, природа восхитительная, однако никто не замечал за сержантом склонности к лирическому и возвышенному. Говоря грубым солдатским языком, «на эти лесистые натюрморты ему было глубоко все равно, пока не возводить укрепления против потенциального противника».
Скромный могильный холмик, украшенный строгой гранитной плитой и поросший огромными ромашками, Зелгу в общем и целом понравился. Он подумал, что если однажды упокоится с миром, то покоиться желает не в мрачном и сыром фамильном склепе, в престижной урне для праха производства «Тякюсения и племянники», а вот под таким именно холмиком – с ромашками, мотыльками, солнечными полуднями, тихими лунными ночами и нежным пением дриад в соседней роще.
Прелестных полуобнаженных дриад, чьи безупречные алебастровые тела мягко, и молочно светились в свете серебристой луны, он представил особенно ярко.
Что там дополнительно сработало при мысли о дриадах, ни один специалист до сих пор не может объяснить, только заклинание даже не пришлось произносить вслух.
Зелг еще инстинктивно облизывался, невероятным усилием воли заставляя погаснуть волновавшую воображение упоительную картину, а могильный холм уже вздыбился, будто его пробивал настойчивый молодой гриб. Поползла сырая земля, пахнущая червями и прелыми листьями; скорбно поникли те самые цветики, съехала к ногам некроманта гранитная плита, которую с трудом подняли бы четыре здоровых мужчины, и на свет появилась лысая шишковатая макушка благородного зеленого цвета.
Опыт – великое дело.
Молодой некромант даже не подскочил от неожиданности, а ухитрился придать лицу выражение, призванное пояснить миру, что, собственно, невелика трудность – возвращать жизнь давно казненным троллям.


Если удалось с первого раза, постарайся скрыть удивление.
«Закон Мельника»

Карлюза быстро застрочил что-то в своей тетрадке.
– Что вы пишете? – поинтересовался Думгар.
– Летописирую, – скромно, но веско пояснил троглодит. – Для грядущего. Остроумно-оригинальный способ возбуждения умерших к жизни есть открытие мессира Зелга. Счастлив присутствовать при оном.
Осел взбрыкнул.
– Глупское животное, – пожал плечиками Карлюза. – Неуч длиннохвостоухий.
– Приятное пробуждение, – сказал голос, от которого покачнулись генерал Галармон и все его спутники. – Такие ничего себе курочки. Упитанные, фигуристые, грудки так туда-сюда покачиваются – и есть за чем приударить.
Такангор со все возрастающим интересом наблюдал за тем, как из свежей земли выкапывается могучее существо, кого-то ему отчаянно напоминавшее.
Когда Агапий Лилипупс окончательно освободился из могильного плена и явился миру во всей красе, минотавр понял, что бригадный сержант является если не точной копией, то, во всяком случае, двоюродным братом демона Кальфона. Он был существенно ниже генерала Топотана, зато в плечах – едва ли не шире. Длинные руки походили на метательную «ложку» катапульты. Грудная клетка вызывала непроизвольные ассоциации с корпусами боевых галер. И весь он был крепкий, зеленый, пупырчатый и смачный – как огурчик.
Любопытно, что восстановленная целокупность его нисколько не удивила. Будто отрубленные головы сплошь и рядом снова вырастают на прежних местах.
И душевных метаний, связанных со смертью и воскрешением, тоже не наблюдалось. Возможно, более нервное и впечатлительное создание на его месте испытало бы несколько неприятных мгновений; пыталось осмыслить происходящее; нуждалось в дружеской поддержке. Скорее всего, оно поставило бы окружающим хотя бы один вопрос.
Но цельная натура Лилипупса не требовала всех этих харцуцуйских церемоний. Ожил – и прекрасно. О чем тут говорить?
Повертев массивной шеей, на которой снова укрепилась его громадная голова, он пару раз рыкнул – проверил голос, а также подергал себя за уши. Затем ковырнул пальцем в носу, сплюнул песок, набившийся в рот. На том это импровизированное медицинское обследование и завершилось.
Отряхнув с себя землю, Лилипупс взыскующим взглядом обвел разношерстную делегацию встречающих и обнаружил несколько знакомых лиц.
– Генерал Галармон! – воскликнул он.
– Агапий! – прослезился генерал.
– Рад видеть вас снова, – признался суровый сержант.
– А я…
– А вот ваша прическа требует повешения ее парикмахера, – добавил тролль. – Непорядок в строю.
– Исправлюсь, – привычно ответил Галармон, не обнаруживая в ситуации внутренних противоречий.
И тут на сцене появилось новое действующее лицо в оливковой мантии с капюшоном.
Внимательному читателю даже не нужно объяснять, кто именно. Исключительной способностью неудачно вписываться в окружающую среду и усложнять и без того сложные ситуации обладал только жрец Мардамон.
– Представляете, – закричал он издалека, – такое опять странное недоразумение! Меня кто-то по ошибке запер на смотровой площадке донжона. Зашел туда буквально на минуту – окинуть взглядом окрестности, а назад ходу нет. Захлопнулся люк. Как-то очень странно, на задвижку. И еще крючок. Вероятно, призраки шалят. Едва выбрался.
– Как? – спросил Думгар трагическим голосом, какой мог быть у жабы Юцапфы, когда ее прикрепляли к деревянной подставке. – Как у вас получилось?
– О! Это целая история, – лучась радостной улыбкой, сообщил жрец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140