И людям нравится, как я это рисую! П
отому что необязательно верить, достаточно знать. Я знаю, что Мадонна пре
красна, иначе какая же это Мадонна?... Ч Он вдруг опустился на заляпанную к
раской табуретку, обхватил голову руками и неожиданно горько сказал: Ч
А верить я никому и ни во что не обязан. Откуда мне, например, знать, что вы н
е мошенник?
Я опешил и промолчал, ибо отвечать мне, собственно говоря, было нечего. В о
пределенном смысле Семен Купершток попал в точку. Но он, оказывается, и не
ждал ответа, а как бы разговаривал сам с собой.
Ч Верить нельзя, надо требовать доказательства, Ч бормотал он, горестн
о качая головой. Ч А я, старый цудрейтер, всю жизнь верил на слово. Ленину,
Сталину, Горбачеву, Ельцину... Вот вы скажите, кто-нибудь может застрахова
ть меня от страха? Перед жалкой беспомощной старостью? В «МММ» сказали, чт
о могут. Триста годовых, пятьсот, шестьсот! Я отнес свои деньги туда, и они с
горели синим пламенем. Потом я поверил концерну «Тибет», потом банку «Ча
ра»... После этого я думал, что не поверю никому, даже Господу Богу, если он в
здумает открыть свою финансовую компанию. Но тут зашел мой сосед Миша Сл
юсарь, и я снова купился, как последний потц!
Не вставая с табуретки, Купершток протянул руку и вытащил из-под кушетки
груду бумаг. Сверху лежала пачка богато украшенных золотыми вензелями а
кций, смахивающих на рождественские открытки.
Ч Инвестиционный фонд «Надежда», Ч произнес он, все так же горестно кач
ая головой. Ч Миша служил там главбухом. Как я мог ему не поверить, ведь он
должен был знать правду! А мы каждый вечер играли с ним в шахматы. Активы, п
ассивы, кредиты, депозиты... После того как его сбило машиной около их конт
оры на Сухаревке, я, конечно, пошел на похороны. Там было столько иностранн
ых лимузинов, такие богатые люди приехали проводить бедного Мишу... Но ког
да настал срок, я явился за своими деньгами и, конечно, поцеловал замок! На
с, кретинов, было там человек пятьсот. А Слюсарь уже лежал в сырой земле, и м
не даже спросить было не с кого...
Перед тем, как уйти, я поинтересовался, нельзя ли мне взять на память одну
акцию «Надежды».
Ч Да хоть все заберите! Ч сердито буркнул он.
Мне так и не удалось уговорить застраховаться старого еврея Семена Купе
рштока, не верящего больше ни во что. Но сам я покидал его с крепнущим подо
зрением, что двигаюсь в верном направлении.
Дальше мой путь лежал на Остоженку, в Савельевский переулок. Покойника с
трогательной фамилией Ступенечкин я выбрал следующим номером потому, ч
то, судя по датам, неопознанный автомобиль сбил его в районе Можайского ш
оссе около сорока дней назад, и я предполагал воспользоваться этим обсто
ятельством. Кощунственность подхода была налицо, но в моей работе сантим
енты хорошо смотрятся только на бумаге.
Подъезд доходного дома начала века был огромен, как готический собор. Ег
о гулкие своды терялись в полутьме. С обшарпанных стен на входящих таращ
ились бессмысленными глазами лепные лебеди с отбитыми клювами. Щербата
я мраморная лестница, изрезанные поколениями молодых хулиганов дубовы
е перила и прочие остатки былой роскоши говорили о том, что когда-то здесь
проживали состоятельные люди. Потом была эра коммуналок. В мировой исто
рии аналогичная эпоха массового осквернения культурных ценностей назы
вается варварской. Теперь у нас период ренессанса. Коммунальщики постеп
енно разъезжаются по окраинам, а в бывшем доходном доме с видом на Кремль
снова селятся богатые люди, первым делом отделяясь от внешнего непричес
анного мира мощной стальной преградой, обитой черной кожей или мореной в
агонкой.
Нужную мне дверь на пятом этаже хозяева поверх металла отделали красивы
ми узорчатыми филенками из разных пород дерева и снабдили мощными никел
ированными замками. Но сегодня забыли ими воспользоваться: дверь оказал
ась полуоткрыта, и в широкую щель мне был виден просторный холл с угловым
диваном и парой кресел. Я потянул ручку на себя, шагнул в квартиру и, стоя н
а пороге, громко спросил:
Ч Есть здесь кто-нибудь?
Никто мне не ответил, но в глубине следующего за холлом коридора звонко у
пало что-то стеклянное. Помешкав, я осторожно двинулся вперед и вскоре ок
азался перед широким проемом, ведущим в большую двухсветную комнату, вер
оятно, гостиную. Посредине стоял колоссальных размеров стол со стеклянн
ой столешницей. Раскинувшийся на ней натюрморт из пустых бутылок, грязны
х тарелок и рюмок говорил, что гости убрались совсем недавно. А стоящий в с
амом центре стакан с водкой, накрытый куском черного хлеба, подтверждал,
что сороковины пришлись на вчерашний день. Снова звякнуло стекло, и толь
ко тут я заметил, что нахожусь здесь не один. За дальним концом стола, с ног
ами устроившись на стуле, сидела маленькая женщина в пышном розовом пень
юаре. Лицо ее было красиво, но как-то совершенно безжизненно. Она слепо ша
рила рукой по столу, роняя бокалы в тарелки, и наконец нашла, что искала: ра
сшитый бисером и серебром кисет. Высыпав на ладошку немного содержимого,
она другой рукой нащупала рядом с собой квадратик папиросной бумаги, пр
ивычным движением лизнула его по краю и неожиданно ловко свернула самок
рутку. Еще две рюмки упали с грохотом на пол, прежде чем она отыскала зажиг
алку и прикурила, распространив вокруг кисло-сладкий запах марихуаны. П
отом она наконец увидела меня. Мысли в ее глазах было не больше, чем у лепн
ого лебедя из подъезда.
Будучи совершенно не уверен, что мои слова доходят до ее сознания, я пробо
рмотал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94