– Когда это произошло?
– Видимо, несколько минут назад. Рыба вынырнула у самого корпуса «Веллингтона». К счастью, его экипаж находился в полной боеготовности, поэтому им удалось сразу зажарить рыбу лазерами.
– Хорошо. – Вдруг меня кольнула мысль: почему экипаж был в полной боевой готовности? Ведь люди не могут много дней подряд круглосуточно находиться на боевых постах. – Значит, экипаж был готов к встрече?
– Так точно, сэр. Капитан Стирс держит свой экипаж в полной боеготовности с момента нападения рыб на Сентралтаун.
– Боже мой! – воскликнул я. Как люди такое выдерживают?! Наверно, валятся от усталости. Столько дней практически без сна! Зато спасли корабль. Молодцы! – Больше рыбы не появлялись?
– Пока нет, сэр. Мне показалось, что вам будет интересно об этом узнать, вот я и сообщил.
– Правильно.
На этом разговор закончился.
Широкая авеню перед кафедральным собором Церкви Воссоединения была завалена обломками зданий. Расчистить на ней успели лишь узкую полосу, по которой Толливеру удалось подъехать почти к самому входу разрушенной церкви. Я осмотрелся – Анни нигде не было. Наверно, мы рано приехали.
– Ждите здесь, – приказал я Алексу и Толливеру, вылезая из машины. Мне хотелось встретиться с Анни наедине.
– Вы уверены, что дойдете? – заботливо спросил Тол-ливер.
Я повернулся к нему, чтобы разразиться бранью, но вдруг сообразил, что ругать его не за что.
– Да, – буркнул я и потащился к церкви, волоча за собой баллон. Мне хотелось предстать перед Анни без маски, но жить хотелось еще больше. Свод церкви был обрушен вместе с двумя шпилями. Я встал у уцелевшей стены и принялся ждать, то и дело посматривая на часы. Метрах в десяти в электромобиле терпеливо ждали Алекс и Эдгар Толливер.
Как быть с Толливером? Конечно, мы воспитаны в жестких рамках армейской дисциплины, она въелась нам в плоть и кровь, но есть ведь и здравый смысл. Разжалование Толливера в гардемарины, справедливое по уставу, даже в нашей среде не может считаться нормой.
Я отколупнул от растрескавшейся стены камушек, хмуро вертел его в руках, а мысли мои неотвязно возвращались к Толливеру. Напрасно я обошелся с ним так жестоко. Но ведь надо было его наказать за нарушение закона.
Когда же придет Анни? Я в нетерпении бродил у руин. Обитая железом дверь косо висела на одной петле. В нефе храма валялись битые кирпичи, разбитые в щепки церковные скамьи. Мы с Анни венчались в северном нефе. Кажется, он где-то слева. Я проскользнул в приоткрытую дверь.
За грудами обломков виднелась часть алтаря. Я едва удержался от коленопреклонения, побрел дальше, припоминая расположение нашего нефа. Смогу ли я туда пробраться?
Вход в боковой неф был завален упавшими балками, но я обнаружил пролом, вошел, осторожно ступая по каменному полу. Сколько сил, сколько веры, сколько благоговения было вложено в это величественное здание! Когда с рыбами будет покончено, Божий храм восстановят в прежней красе. Я тоже внесу свою лепту.
Нет, меня отзовут на Землю. Восстанавливать храм будут без меня. Даже если бы я смог поучаствовать в этом богоугодном деле, моя помощь осквернила бы святыню. Слишком велики мои грехи, слишком нечисты руки. Господь не позволит мне марать Его Церковь. И сам я не пойду на это святотатство.
Сжимая баллон, я пробрался через руины к алтарю. Даже разрушенное, святое место остается святым, и относиться к нему следует с должным почтением.
– Зря ты пришел.
Я вздрогнул, лихорадочно осмотрелся, заметил Анни. Она сидела в тени на большом камне, упавшем откуда-то с высоты.
– Я плохо смотрюсь, – объяснила она, видимо, очень волнуясь, потому что произношение ее было ужасным. Платье было грязным, изорванным. – Видишь, какие лоскутья?
– Анни. – Сорвав маску, я перешагивал через обломки, споткнулся, упал.
– Я ходила в наш дом делать лицо, как Аманда бывало, много не красилась, но стало лучше малость. – Ее руки суетливо старались прикрыть дыры на платье. – Я носила рубиновое ожерелье, Никки. Я берегла его, очень берегла все время, я знала, ты хочешь видеть меня на шее с ним.
Я с трудом поднялся, задыхался, но мне было не до собственных хворей.
– Анни, что с тобой сделали?
– Рубины взяли, – показала она на шею. Помада на ее губах была смешана с грязью.
– Анни! – Пошатываясь, я пробирался по острым осколкам, вздымая пыль, клубящуюся в снопе света.
– Гляди, что с платьем! – всхлипнула она. – Какое было хорошее, Никки. Я говорила им, где я возьму другой платье, когда все магазины побиты?
Я заметил огромный синяк в пол-лица, слегка замаскированный косметикой. Такие кровоподтеки бывают от удара прикладом. Я попытался обнять ее, но она высвободилась.
– Так старалась смотреться хорошо перед тобой, – причитала она сквозь слезы.
Я потянул ее к выходу, пытаясь поднять, хотя бы сдвинуть с места, но наступил на что-то скользкое. Оказалось, на чью-то руку. Присмотрелся: труп с разбитой головой, лужа крови, пропитавшей обломки камней. Господи!
Я задыхался. Треснувшие, выщербленные стены окрашивались кровью, темнели. Теряя сознание, я успел нащупать маску, надеть ее. Стало как будто легче.
– Тебе тоже плохо, Никки? – Испачканной сажей рукой она провела по моей маске.
– Это пройдет. – Я взял ее за руку, стараясь не замечать страшных шрамов на соблазнительных когда-то ногах. – Пошли, Анни. Я отвезу тебя в клинику.
– Не хочу, не буду. – Не вставая, она оправила задравшееся платье, разгладила складки, смущенно прикрывая рубцы.
– Тебе надо показаться доктору, – умолял я, снова пытаясь поднять ее, но она не вставала.
– Все в норме, – хихикнула она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158