Филип с нескрываемым любопытством следил за ее успехом у мужчин. Если бы я не так хорошо его знала, то могла бы даже подумать, что она интересует его как женщина.Елизавета же вновь была сама собой. Мне еще не приходилось видеть, чтобы кто-то столь молниеносно приходил в себя после болезни или страха смерти. Она, казалось, начисто выбросила из головы все недавние горести и беды.Приехал Эммануэль Филиберт и стал за ней ухаживать. Она же, принимая его ухаживания, сразу объявила, что замуж не собирается. Меня это взбесило. Она отлично знала о наших планах относительно этого брака, но притворялась, будто ее это не касается.Я послала за ней, чтобы поговорить с глазу на глаз.– Ты ведешь себя глупо, – сказала я, – принц – хороший человек, и твое счастье, если он согласится жениться на тебе.– Дорогая сестра, – ответила Елизавета, – я испытываю отвращение к замужеству и хочу остаться девственницей.– Что? На всю жизнь?– Может быть… По крайней мере, сейчас я так думаю.– Ты просто дура!Она по-монашески воздела очи к небу, всем своим видом показывая, что согласна со мной, но сделать ничего не может. Однако губы ее были упрямо сжаты.Позже я решила поговорить об этом с Филипом. КОРОЛЕВА УМЕРЛА – ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОРОЛЕВА! Я испила полную чашу горя и унижения. Ждать ребенка, которого не было! Страшно было представить себе, что судачат сейчас обо мне мои подданные на улицах, дома, в пивных…Филип же если и был разочарован, то не показывал виду. Он держался как обычно, но все чаще говорил, что должен ехать к отцу.– Конечно, – соглашалась я, – вы ведь не виделись со дня нашей свадьбы.– У императора – важные дела, и мне надо быть рядом.В его взгляде промелькнула неприязнь. Не может быть! – подумала я. Неужели он охладел ко мне? Нет, он, как и я, ждал ребенка, а теперь… думает, что я бесплодна. Да, я некрасива, немолода, но в постели, как любовница… я ему нравилась? Откуда мне знать – мы об этом никогда не говорили. Он никогда не упоминал и о своей бывшей жене. Я вспомнила сплетню, будто в те годы он с друзьями частенько по ночам хаживал в город, переодевшись в простое платье.Если бы я родила сына… При этой мысли в памяти живо возникла моя мать – наши судьбы оказались схожи.– Я должен ехать, – сказал Филип, – я поклялся отцу, что приеду сразу… после рождения ребенка.– Но, – ответила я сдавленным голосом, – у нас еще может быть ребенок.– Тебе много пришлось пережить, – сказал он, – необходимо отдохнуть. Нельзя подвергать себя новому испытанию, даже если…Я поняла, что он хотел сказать: «Если ты не бесплодна».И с новой силой ощутила горечь унижения.– Я вернусь… при первой возможности, – сказал он как-то неуверенно.– Филип! – воскликнула я в отчаянии. – Но ты любишь меня?Мне надо было знать правду, о которой до сих пор я старалась не думать.– Ты – моя жена, – после небольшой паузы ровным голосом ответил он. – Естественно, я тебя люблю.Мне стало немного легче. Пусть едет, говорила я себе, ведь если он останется против своей воли, его будет мучить тоска. Я поставила себя на его место – мне было бы тяжко жить вдали от родины.– Я вернусь, – обещал он уже как можно мягче.– Дай Бог, чтобы скорей, – упавшим голосом отозвалась я. * * * Несмотря на его уверения, я была полна дурных предчувствий.Настал день отъезда. Из Хэмптон-Корта королевский кортеж двинулся в Лондон. Оттуда на барже нам предстояло доехать до Гринвича. В столице в этот день было особенно многолюдно – праздновался день св. Варфоломея с традиционным ярмарочным гуляньем. Из кареты я наблюдала, как встречает меня народ: внешне лояльно, но не сердечно, как в былые времена. Никогда еще я не чувствовала себя такой подавленной. В эти минуты я снова – в который раз! – подумала, что с радостью отдала бы корону за обыкновенное счастье быть женой и матерью.Ловя на себе любопытные взгляды горожан, я думала о той невероятной истории, которую недавно услышала: будто бы некая Изабелла Молт, жившая в Хорн Эллей, родила красивого здорового мальчика как раз тогда, когда я ждала ребенка, и ей якобы предложили огромные деньги за то, чтобы она отдала мальчика королеве, объявив всем, что он умер.Слухов было множество, один другого невероятнее. Но самое печальное, что им верили.Елизавета ехала на барже по реке с другой половиной свиты. Я специально разделила провожавших таким образом, чтобы ее не было с нами, зная, что ее молодость и красота привлекут ненужное внимание.Мы с Филипом пересели на баржу на причале возле Тауэра, и весь путь до Гринвича я простояла на палубе рядом с ним.Тут же находились и члены Совета. Уже стемнело, что было очень кстати – не видно было моего измученного, печального лица. В свете факелов лицо Гардинера показалось мне смертельно бледным.Настали минуты прощания.Филип поцеловал каждую из моих придворных дам. Потом – меня, очень нежно. На лице его застыло выражение грустной обреченности, как у человека, который поставлен перед печальной необходимостью – ехать против собственного желания.Я с трудом сдерживала слезы, боясь, что заметит Филип – он терпеть не мог, когда я плакала.На прощанье я крепко прижалась к нему.– Я скоро вернусь, – сказал он, высвободившись из моих объятий и стремительно взбежав на трап корабля.Будто окаменев от отчаяния, я стояла на палубе, глядя, как его корабль отходит от берега. Он тоже смотрел на меня, держа в руке шляпу, пока ночная тьма окончательно не разделила нас. * * * Казалось, нет на свете женщины несчастнее, чем я.Возвращаясь через Смитфилд, я ловила на себе настороженные взгляды прохожих, вдыхала едкий дым, висевший над городом, смотрела на столбы с обгоревшими трупами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133