Объяснение было вполне вероятное, возможное и даже правдоподобное. У него было ещё то преимущество, что, отталкиваясь от него, можно было перейти к вопросу настолько естественному, что он давно сформулирован в форме правила: «Ищи, кому выгодно преступление». Табаре предвидел, что обвиняемого не так-то просто будет захватить врасплох.Г-н Дабюрон восхитился присутствием духа и изобретательностью испорченного ума Альбера.— Да, действительно, — заметил г-н Дабюрон, — по всей видимости, вы более, чем кто-либо, заинтересованы в смерти этой женщины. К тому же мы уверены, понимаете, совершенно уверены, что убийство было совершено отнюдь не с целью грабежа. Найдены все вещи, брошенные в Сену. Нам известно также, что в доме были сожжены все бумаги. Компрометируют ли они кого-нибудь, кроме вас? Если вам известно такое лицо, назовите его.— Сударь, я никого не могу вам назвать.— Вы часто бывали у этой женщины?— Раза три-четыре вместе с отцом.— А один из ваших кучеров утверждает, что возил вас туда по меньшей мере раз десять.— Он ошибается. Впрочем, какое имеет значение число поездок?— Вам было известно расположение комнат? Вы помните его?— Прекрасно. В доме две комнаты, Клодина спала во второй.— Само собой разумеется, вдова Леруж вас знала. Если бы вы вечером постучались к ней в окно, как думаете, она открыла бы вам?— Разумеется, сударь, и без промедления.— Последние дни вы были больны?— Во всяком случае, чувствовал себя очень нехорошо. Под бременем испытаний, слишком тяжёлых для меня, телесные мои силы ослабли. Но не душевные.— Почему вы запретили своему камердинеру Любену сходить за врачом?— Сударь, а чем бы врач помог моей беде? Разве вся его учёность в силах превратить меня в законного сына господина де Коммарена?— Люди слышали, как вы вели какие-то странные речи. Создавалось впечатление, будто в доме вас больше ничто не интересует. Вы уничтожали бумаги, письма.— Сударь, я решил покинуть этот дом, и моё решение должно вам все объяснить.На вопросы следователя Альбер отвечал быстро, уверенно, без малейшего замешательства. Его приятный голос ни разу не дрогнул, в нем не было и тени волнения.Г-н Дабюрон решил, что разумней будет изменить тактику допроса. Имея столь сильного противника, он выбрал явно неверный путь. Неразумно заниматься мелкими частностями: этого обвиняемого не запугаешь и не запутаешь с их помощью. Надо нанести сильный удар.— Сударь, расскажите, пожалуйста, как можно точнее и подробнее, — неожиданно попросил следователь, — что вы делали во вторник с шести вечера до полуночи.Альбер, похоже, впервые смешался. До сих пор он смотрел на следователя, но сейчас отвёл взгляд.— Как я провёл вторник?.. — повторил он, словно пытаясь выиграть время.«Попался!» — вздрогнув от радости, подумал г-н Дабюрон и подтвердил:— Да, с шести вечера до полуночи.— Должен признаться, сударь, мне трудно ответить на ваш вопрос, — проговорил Альбер. — Я не уверен, что помню…— Быть не может! — запротестовал следователь. — Я понял бы вашу неуверенность, если бы попросил вас сказать, что вы делали в такой-то вечер и такой-то час три месяца назад. Но речь-то идёт о вторнике, а сегодня у нас пятница. Тем более это был последний день карнавала. Может быть, это обстоятельство поможет вашей памяти?— Я выходил в тот вечер, — пробормотал Альбер.— Давайте уточним. Где вы обедали?— Дома, как обычно.— Ну, не совсем как обычно. Под конец обеда вы попросили принести бутылку шато-лафита и всю её выпили. Очевидно, для исполнения ваших планов вам необходимо было придать себе решимости.— У меня не было никаких планов, — явно неуверенно ответил обвиняемый.— Ошибаетесь. К вам перед самым обедом зашли двое ваших друзей, и вы им сказали, что у вас неотложное свидание.— То была всего лишь вежливая отговорка, позволившая мне не пойти с ними.— Почему?— Неужели вы не понимаете, сударь? Я смирился, но не утешился. Я пытался свыкнуться с этим жестоким ударом. Разве при сильных потрясениях человеку не свойственно искать одиночества?— Следствие подозревает, что вы хотели остаться один, чтобы поехать в Ла-Жоншер. Днём вы произнесли: «Она не сможет отказать». О ком вы говорили?— Об особе, которой я накануне писал и которая прислала мне ответ. Очевидно, я произнёс это, держа письмо, которое мне только что вручили.— Письмо было от женщины?— Да.— И что вы с ним сделали?— Сжёг.— Эта предосторожность вынуждает предположить, что письмо было компрометирующим.— Ни в коей мере, сударь. Оно было личным.Г-н Дабюрон был уверен, что письмо это пришло от м-ль д'Арланж.Так что же делать: уцепиться за него и заставить обвиняемого произнести имя Клер?Г-н Дабюрон решился и, наклонясь к столу, чтобы Альберу не видно было его лица, задал вопрос:— От кого было письмо?— От особы, имя которой я не назову.— Сударь, — строго сказал следователь, — не стану скрывать, что положение ваше крайне скверное. Не ухудшайте же его преступным умолчанием. Вы здесь для того, чтобы отвечать на все вопросы.— О делах моих, но не о касающихся других лиц, — сухо ответил Альбер.Он был оглушён, ошеломлён, обессилен стремительным и все усиливающимся темпом допроса, не дававшим ему возможности перевести дыхание. Вопросы следователя падали один за другим, словно удары молота на раскалённое железо, которому кузнец торопится придать форму.Возмущение, проскользнувшее в голосе обвиняемого, серьёзно обеспокоило г-на Дабюрона. К тому же он был крайне изумлён тем, что не подтверждается предсказание папаши Табаре, которому он верил, как оракулу.Табаре предсказал, что будет предъявлено неопровержимое алиби, а обвиняемый все не выкладывает его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119