Ему казалось, что только вчера он навсегда ушёл от неё.— Мне хотелось бы взглянуть на неё, — с какой-то робостью попросил он.— Это невозможно, — отрезал военный.— Почему? — растерянно спросил граф.— Господин де Коммарен, позвольте ей хотя бы умереть спокойно, — отвечал тот.Граф отшатнулся, словно на него замахнулись. Он встретился взглядом со старым солдатом и опустил глаза, будто подсудимый перед судьёй.— Отчего же, я думаю, что господин граф может войти к госпоже Жерди, — вмешался врач, который предпочитал ничего не замечать. — Вероятней всего, она и не увидит его, но даже если…— Да, она ничего не увидит, — подтвердил священник. — Я только что обращался к ней, брал её за руку, но она даже не почувствовала.Старик военный задумался и наконец сказал графу:— Что ж, войдите. Может быть, такова воля божья.Граф покачнулся. Доктор хотел его поддержать, но граф мягко отвёл его руку.Врач и священник вошли следом за ним, а Клер и отставной военный остались в дверях, которые находились как раз напротив кровати.Граф сделал несколько шагов, но вынужден был остановиться. Он хотел, но не мог подойти к постели.Неужели эта умирающая — Валери?Увядшее, искажённое лицо ничем не напоминало прекрасную, обожаемую Валери его юности. Он не узнавал её.Зато она узнала, верней, угадала, почувствовала его. Словно гальванизированная какой-то сверхъестественной силой, она приподнялась, и граф увидел её исхудавшие руки и плечи. Яростным движением она смахнула с головы компресс из колотого льда, откинула назад все ещё густые волосы, влажные от воды и пота, которые разметались по подушке.— Это ты, Ги! — вскричала она. — Это ты!Граф внутренне содрогнулся.Он был недвижен, как бывают, по народному поверью, недвижны те, кого поразит молния, но стоит только прикоснуться к ним, и они рассыпаются в прах.Он не мог увидеть то, что заметили остальные: как преобразилась больная. Искажённые черты вдруг смягчились, лицо озарилось счастьем, ввалившиеся глаза просияли нежностью.— Наконец-то ты пришёл, Ги, — облегчённо вздохнула она. — Господи, как давно я тебя жду! Ты даже не можешь представить, сколько я выстрадала из-за нашей разлуки. Я давно умерла бы от горя, если бы меня не поддерживала надежда снова увидеться с тобой. Тебя не пускали ко мне? Кто? Твои родители? Бессердечные люди! И ты не мог им сказать, что никто в мире не любит тебя так, как я? Нет, не поэтому, я вспомнила… Я же помню, какое у тебя было бешеное лицо, когда ты уходил от меня. Твои друзья решили разлучить нас, они сказали, что я обманываю тебя с другим. Что плохого я им сделала? Почему они так враждебны ко мне? Они позавидовали нашему счастью. Мы были так счастливы! Но ты не поверил этой нелепой лжи, ты презрел её и пришёл ко мне.Монахиня, видя такое нашествие в комнату больной, оторопело поднялась.— Надо быть безумцем, чтобы поверить, будто я изменяла тебе, — продолжала умирающая. — Разве я не принадлежу тебе? Чего я могла ждать от другого, если ты уже все мне дал? Разве я не вверилась тебе душой и телом с первого же дня? Я без борьбы предалась тебе, я чувствовала, что родилась, чтобы стать твоей. Ги, неужели ты забыл? Я плела кружева и едва зарабатывала на жизнь, а ты мне сказал, что изучаешь право и ещё что ты небогат. Я думала, что ты во всем себе отказываешь, чтобы немножко меня порадовать. Ты захотел, чтобы мы привели в порядок нашу мансарду на набережной Сен-Мишель. Какая она стала красивая, когда мы с тобой оклеили её обоями в цветочек!А как там было хорошо! Из окна мы любовались деревьями в саду Тюильри, а если высунуться, можно было увидеть отблеск заката под арками моста. Какое прекрасное это было время! Когда мы впервые в воскресенье вместе поехали за город, ты принёс мне красивое платье, о каком я даже мечтать не смела, и такие изящные туфельки, что мне было странно подумать, будто в них можно идти по улице. Но ты обманул меня!Ты вовсе не был бедным студентом. Однажды я относила работу и увидела тебя в великолепной карете, на запятках которой стояли лакеи в ливреях с золотыми галунами. Я глазам своим не поверила. Но вечером ты мне признался, что ты дворянин и страшно богат. Ах, любимый, зачем ты сказал мне это?Было непонятно, то ли она пришла в сознание, то ли бредит.Лицо графа де Коммарена сморщилось, по нему струились слезы. Врач и священник беспомощно стояли, тронутые видом старика, плачущего, как ребёнок.Ещё вчера граф думал, будто сердце его мертво, но достаточно было прозвучать этому проникновенному голосу, чтобы в нем ожили воспоминания юности. Сколько же лет прошло с тех пор!— И тогда мне пришлось переехать с набережной Сен-Мишель, — говорила г-жа Жерди. — Ты потребовал этого, и я, хоть у меня были недобрые предчувствия, покорилась. Ты сказал, что я, чтобы нравиться тебе, должна выглядеть знатной дамой. Ты нанял мне учителей: ведь я была почти неграмотной, едва могла нацарапать свою подпись. Помнишь, какие смешные ошибки были в моем первом письме? Ах, Ги, лучше бы ты и вправду оказался бедным студентом! Я утратила всю свою доверчивость, беззаботность и весёлость, после того как узнала, что ты богат. А вдруг ты решишь, что я корыстна? А вдруг вообразишь, будто меня интересует только твоё богатство?Люди, имеющие, как ты, миллионы, должно быть, очень несчастны. Я понимаю, им приходится быть недоверчивыми и ко всем относиться с подозрением. Они же никогда не знают, любят их самих или их деньги. Их вечно грызут сомнения, и они делаются мнительными, ревнивыми, жестокими. О мой единственный друг, зачем мы покинули нашу мансарду? Мы были там счастливы. Зачем ты не позволил мне остаться там, где встретил меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119